На Новый год я получил уникальный подарок от своих туристов из Москвы – редкое издание Ефросинии Керсновской, вышедшее в 2014 году тиражом в 1000 экземпляров в Латвии при участии Музея ГУЛАГа и «Новой газеты».
Для меня, соловецкого экскурсовода, воспоминания заключённых являются предметом профессионального интереса. И уже дюжину лет на вопрос туристов «чьи лагерные воспоминания вы рекомендуете прочитать?», я отвечаю: Керсновская. Запишите: Е-фро-си-ни-я Керc-нов-ска-я…
В середине девяностых несколько глав её иллюстрированных воспоминаний в «Огоньке», затем, в 2001-ом – в издательстве «Терра» мизерным для России тиражом две тысячи экземпляров – вышла её книга «Сколько стоит человек», переизданное в 2006 году. Теперь вот латвийское издание, один экземпляр которого попал ко мне…
Любое издание Керсновской сразу превращается в библиографическую ценность, хотя именно такие мемуары – отстранённые, совершенно аполитичные – необходимы для понимания тонкостей исторической обстановки эпохи Сталина.
Кроме того, воспоминания Ефросинии Антоновны в корне отличаются от воспоминаний «советских» жертв репрессий. «Тот» мир воронков, снующих по ночам, общенародного восхваления «умнейшего усатого», победы «на чужой территории малой кровью» был ОБЫЧЕН для людей «советских», но для бессарабской дворянки-крестьянки Керсновской, «освобождённой» СССР от румынского капитализма, а заодно собственного хозяйства, дома, работы и свободы – мир «советских людей» - так и остался миром абсурда, с которым она не примирилась. Картинка реальности, «схваченная» Керсновской с фотографической точностью, совпадает со скупыми воспоминаниями моих дедушек и бабушек, намёками и объяснениями родителей, общением с бывшими воркутинскими з/к – «хулиганами», «окруженцами», «ворами», «полицаями», «предателями», «опоздавшими на работу»…
Если в дневниках Ефросинии Антоновны заменить «Норильск» на «Воркуту», получится точная копия мира моих дедушки и бабушки по материнской линии, вырванных из Москвы в Воркутлаг в 39-ом и 41-ом… Воспоминания Ефросинии Антоновны охватывают период с сорокового по шестидесятые годы XX века. «Советско-сталинский» мир, где всё население страны трудилось на «непрервывке», несколько миллионов сидело в Лагерях, потом Страшная Война, Победа, немного позже Сталин умер, на главной площади Воркуты статую Сталина сменили на Кирова, но лишь к началу шестидесятых на всех шахтах заключённых заменили вольнонаёмным персоналом.
Почему Керсновская осталась в Советской России, а не убежала вместе с братом и матерью? Первая причина сегодня выглядит странно: потому что урождённая одесситка греческих корней, потомок польско-австрийского дворянского рода, эмигрант Керсновская… считала себя русской! Вторая причина крылась в её характере: «Делай, что должен, и будь, что будет!» - единственная жизненная стратегия, которую использовала бывшая подданная Российской империи, течением истории возвращённая «на Родину». Обладающая живым умом, цепкой памятью, поступающая только «по совести», молодая и полная сил барыня-крестьянка Ефросиния стала очень необычным свидетелем «сталинской системы репрессий». Её воспоминания резко контрастируют с гиперболами Солженицына, слезой Шаламова, морализаторством Лихачёва или политическими лозунгами Зайцева – Керсновская так и не стала обвинителем. Ей хватило воспитания для того, чтобы не судить. Она просто описывала тот мир, который видела вокруг – без выводов, оценок, назиданий, эмоций даже такие сцены: «Тщетно я пыталась остановить кровотечение… и никого на помощь! Только в кошмаре бывает такое: на полу - роженица, истекающая кровью. Ни пелёнки, ни тряпки, ни воды. Огарок догорает. Кругом дети – испуганные, беспомощные. Людей много, но все они до того погружены каждый в своё горе, что никто не пытается помочь.»
История Керсновской перекликается с ещё одним документом той эпохи – воспоминаниями матроса-латыша Грубе, который захотел жить в Советской России, где к рабочим относились честно, как ему показалось. Арестовали его сразу, он очутился на Соловках, перевёлся в другой лагерь, подменив своё имя, и оттуда ухитрился бежать на английском транспортном судне. Русской Керсновской бежать было некуда – она была на Родине, хотя Советская Россия так и не стала для неё домом. Бунтарь и правдоруб Керсновская прошла сквозь пресс всеобщей лагерной соковыжималки не сломавшись, в отличие от абсолютного большинства. История Ефросинии Антоновны выглядит настолько фантастичной, что начинаешь искать рецепт её везения и удачи. Ей повезло, когда она в одиночку прошла 1500 километров по тайге; ей везло, когда её ловили по пути и.. отпускали; ей везло в лагере и в шахте. Она могла погибнуть десяток раз, но каждый раз ситуация неуловимым образом выправлялась к лучшему. Набожные сидельцы, глядя на её поступки и их последствия, говорили, что за неё кто-то «крепко молится»… Но вряд ли стоит подозревать в жизни Керсновской участие потусторонних сил. Несомненно, что ключевую роль в её выживании сыграла привычка делать хорошее, «делать, что должен», «идти до конца», быть Человеком.
«В фойе меня окружили взрывники, и самый старый из них, Быховой, взял обеими руками мою руку со словами: «Спасибо тебе, Антоновна! Спасибо за то, что не дрогнула, не поползла на брюхе, не унижалась, не молила о пощаде! Ещё раз – спасибо!»
