Илья Пономарёв,
депутат ГД РФ
Я по-настоящему сочувствую пожилым курьерам. Не выношу вида здоровых, еще не старых мужиков с большими руками, которыми надо хватить что-то тяжелое, ворочать, делать. С большими ногами, в скукоженных от монотонной ходьбы по холодному городу ботинках. С вытянутым лицом, одного взгляда на которое достаточно, чтобы прочесть – как невыносимо ему этим заниматься. Не знаю, как у вас, когда к вам приходят такие пожилые курьеры, а я за этими вытянутыми масками безнадежности вижу тех, кем эти люди могли бы стать, справься они со внезапно обрушившейся на них свободой. Вернее, кем они могли бы продолжать быть – рабочими заводов, которые вставали в одно и то же время, шли на остановку, садились в один и тот же автобус, ехали в нем с одними и теми же людьми по одной и той же дороге, подъезжали к той же проходной и входили в нее стройными рядами, бок о бок, с одними и теми же людьми. Или сотрудниками одного из бесконечно-вытянутых скучно-панельных советских НИИ-НИЧАВО, с точно таким же автобусом-дорогой-проходной. Пролетариями.
Однообразие, скучная колея. Но я замечу, что при Союзе такой труд хотя бы был кому-то нужен. Обороноспособность страны – великая штука, она дает смысл жизни.
Смысл жизни – труд во имя величия страны – отняла перестройка, предложив в обмен свободу.
Свобода, однако, закончилась очень быстро,
вместе с вылетевшими в трубу старыми советскими рублями. И все вернулось в ту же колею, но только она больше никому уже была не нужна. Про такую когда-то пел Высоцкий, вырывавшийся из нее всю жизнь, и тем близкий миллионам советских людей.
Когда ты в колее и ходишь стройными рядами, у тебя есть локоть справа и локоть слева. Человек не барахтается в болоте. Человек не загнан в квартирку на окраине города, в которой живет с семьей не из солидарности, а от безысходности. И выходит из нее несколько раз в неделю в заскорузлых туфлях, едет к заказчику – один. Получает конверт и едет к адресату – один, а те, кто оказываются в общественном транспорте справа-слева, не подставят ему плечо, потому что точно так же выживают в этом грязевом неструктурированном пространстве, образовавшемся там, где когда-то было производство. Человек не может выбраться из этого болота, которое после развала Союза было названо «свободой», а, по сути, оказалось только ее иллюзией. Теперь можно не идти в одном направлении со всеми. Можно идти куда хочешь. Но куда идти?
Человека сократили, выбросили, уволили, и он спрашивает – «А куда идти?». Ему отвечают – «Куда хочешь, туда и иди. Ты делай, что хочешь, и что сделаешь, то у тебя и будет». Человек говорит – «Но вы мне хотя бы подскажите, что делать…». Ему говорят – «А мы сами не знаем, что тебе делать. Вот что хочешь, то и делай».
Огромное количество людей не знает, что делать со своей свободой. У них даже идей никаких нет. Они привыкли ходить в колее. Люди – не одинаковые, есть сильные, а есть слабые. Вот если бы они были одинаковы, для них можно было бы создавать равные условия, но у каждого – свой горизонт. В девяносто первом всем дали свободу – реальную такую свободу. Те, которых мы знаем теперь олигархами, люди сильные, они сумели, воспользовавшись свободой, дотянуться до благ. Все остальные в это время озирались и думали – куда бы пойти, что бы такого сделать? Свободу дали всем, я не согласен, когда говорят – что кому-то ее дали больше, а кому-то меньше, что кому-то дали, а кому-то не дали вообще. Был момент, когда свобода была у всех. Это сейчас она не у всех есть – от нее добровольно отказались те, кто понял, что со своей личной свободой не справится. Что лучше, удобней и безопасней ходить туда, куда покажут. Именно поэтому народ сейчас так поддерживает Путина, решившего ограничить эту вредоносную свободу.
Добрый Путин спас нас от такой напасти, как свобода? Ничего подобного. Где себя нашли люди, выброшенные из привычной жизни? Все в тех же четырех стенах, занятые индивидуальным низкоквалифицированным трудом.
Дети «сокращенных людей» могли бы пойти работать на производство, но производства нет. Одно было утрачено с развалом СССР, другое постепенно, с появлением новых технологий, сокращало рабочие места. А требования к квалификации рабочего растут – время новых технологий все же. Меняется характер труда. У нас в стране больше всего программистов. Но они давно уже перестали быть белыми воротничками, научной интеллигенцией. Программист сегодня – чисто рабочая специальность, и ты можешь просто сидеть дома, выполнять задачу удаленно, а раз в неделю приходить на работу – отчитываться. Личное пространство такого горожанина, как и пространство, впрочем, курьера – резко очерченное, узкое, как стеклянная банка, в которой он, залитый своим одиночеством, толчется рядом со своими ближайшими родичами – семьей. Иногда они бьются друг о друга стеклянными боками и от этого дребезжат. Раздражают друг друга, оставляют вмятины друг на друге. Трудно представить иные последствия жизни членов семьи на тесной двухкомнатной территории, отец которой – «сокращенный», выпал из колеи, не справился со свободой, осел дома и смотрит на мир сквозь прозрачные, но все же ощутимые границы своего личного пространства.
Я говорю «сокращенный», вкладывая в это определение образный смысл. Человека не только сократили с производства, но еще и сократили годы его жизни, что-то вынули из него, что-то отняли. Это же невозможно осознать: продолжительность жизни русских мужиков упала ниже 60 лет, разрыв с женщинами составляет более 15 лет! Это невозможно объяснить медициной. Это именно потеря смысла жизни, который у женщин остается, что бы не делало государство – в их детях и внуках. Человек «сокращенный» - тот, кто позволил выжрать у себя из груди что-то важное, что-то невосполнимое.
Начиная с 1990х телевидение нам все время говорит, что русские никогда не были столь свободными, как сейчас. И это правда. Мы стали свободными от обязательств друг перед другом, а общество – от обязательств перед нами. Свобода же это не право дать соседу в глаз. И не право бросить все в любой момент и пойти на рыбалку.
Свобода – это возможность жить так, как ты хочешь.
Покупать продукты, которые нравятся, не считая каждую копейку, жить в доме, который удобен и в котором не текут трубы, заниматься любимым делом, иметь столько детей, сколько захочешь, планировать свою жизнь на годы вперед и чувствовать защищенность себя и близких. Что из этого у нас сейчас есть? Весьма и весьма немного. Так свободны ли мы?
То, что нам подсовывают под видом свободы, на самом деле – отчуждение человека от очередного его естественного права. Когда-то планета была общей, человек не сталкивался с представителями чужого племени, и с любой практической точки зрения мог считать себя властелином мира. Затем его последовательно ограничивали – сначала в пространстве: туда не ходи, там тебе соседи не будут рады, по голове дадут, совсем больной будешь. Затем – в праве пользования уже ограниченной территорией, его землей: "Этот надел твой, а вот тот, тот и еще тот – маркиза Карабаса". Потом было ограничено право распоряжаться своим временем: "Хочешь кушать - ходи на работу от звонка до звонка". Тоталитарные режимы XX века довели до совершенства начавшийся до их появления процесс ограничения права на свободу мысли. Современная финансовая система под флагом свободы предпринимательства через потребительские и ипотечные кредиты ограничивает право личной собственности на персональное жилье и потребительские товары. Ювенальная юстиция «освобождает» детей от родителей и шире – от семьи. А если вдуматься – движение за однополые браки разве не является попыткой оградить человека от его собственного тела, от своего биологического пола?
У нас в стране давно все добровольно. Рабства нет. Хочешь – работай, хочешь – не работай. Все свободные люди – так нам говорят по телевизору. Действительно, простой человек, нанимаясь на работу, или мелкий предприниматель, подписывая договор с крупной компанией, делает это абсолютно добровольно. На бумаге они даже равноправны. Вот только попробуй не подпиши – и отправишься голодать. Вряд ли это можно назвать свободой.
Свобода в либеральном смысле – это прежде всего свобода предпринимательства, свобода делать всё, что возможно осуществить, и граница твоей свободы – только свобода другого человека. Либеральная свобода закончилась с началом правления Путина. Однако моя свобода другая.
Моя свобода – свобода творить, свобода создавать, свобода жить достойно. Если я не могу стать свободным экономически, то я не могу быть свободным и как личность, и наличие у меня политических прав будет лишь иллюзией. Человек свободен тогда, когда он свободен в своём труде. Неважно, бизнес это или труд рабочего. Свободный в труде — будет свободным и в политике, он возьмёт это право сам. Несвободный в труде будет всегда подвержен манипуляциям своего хозяина. Сколько не складывай ничтожных, они не превратятся в величину. Если тысячу мышей сложить, слона не получится. Но и сотня мышей может загрызть кошку, если будет действовать сообща.
Среднему классу нужна не свобода говорить, а свобода делать. Среднему классу нужно не равенство, а равные возможности. Среднему классу нужна свобода.
Свобода – это общество равных возможностей.
