В бабье лето 2020-го Псков посетили сразу два известных писателя. Точнее, писатель и член Союза писателей, более известный как идеолог «Единой России».
Тот, который просто писатель, для симметрии вдруг выступил идеологом единой Европы, частью которой, по его словам, безусловно, является Россия.
И у обоих «разлом».
Отцы и дети
Заместитель руководителя Центрального исполнительного комитета партии «Единая Россия» Роман Романов считает, что это «поколенческий» разлом.
Он приехал в Псков презентовать свою новую книгу «Все нормальные люди». Но не про псковичей, как все ожидали, а про жителей некоего обобщенного российского «Города», отдаленно смахивающего на Псков.
Это если судить по аннотации.
А на самом деле у него получилась книжка про себя и про свои собственные проблемы.
Неслучайно она посвящена ближайшим родственникам автора. А главным своим литературным критиком Роман Романов назвал старшую дочь, с которой ему все труднее находить взаимопонимание.
Девочка выросла и начала «расходиться» с папой во взглядах. Из этого он сделал вывод, что в России назрел «поколенческий разлом» и что преодоление этого «разлома» – самый большой вызов современности.
В спорах со старшей дочерью, признался Роман Романов, и родился его новый сборник рассказов. А особенно рассказ «Сыночка». Прочтите его обязательно все, кому интересно, куда клонит «Единая Россия». Это прелесть что такое.
Видео Презентация книги Романа Романова "Все нормальные люди".
Базаров нашего времени
«Посвящается детям детей 90-х». Главный герой – 17-летний московский недоросль Кирилл «со скейтом под мышкой», который повадился бегать на митинги оппозиции, а мама не знает, как вернуть его на путь истинный («Боже мой, сыночка!»).
Трудно сказать, кто у кого спер сюжет, но это фильм «Холоп» в пересказе Романа Романова. Потому что после очередного митинга родители решили упечь своего «сыночку» на малую родину в Новосибирской области, где «другой воздух, более резкий, что ли».
Далее фэнтези. Мальчик оказывается в Сибири без средств к существованию да еще и в нагрузку с голодной мамой, которая почему-то ударилась в дауншифтинг и временно забыла про свою работу «доктором районной поликлиники» (она и в июле со своим «сыночкой» в деревне прохлаждается, и за неделю до сентября все там же тусит).
При этом со сберовской карточки у мамы вдруг испарились все деньги, а на телефоне у сыночки «не хватает средств».
Их папа вне пределов досягаемости: он уехал в заграничную командировку.
А бабушка в санатории не берет трубку.
Пофиг веники
Соответственно, парню ничего не остается, как копать в огороде незрелую картошку, собирать в лесу грибы, ягоды да кедровые шишки и ловить самодельной удочкой рыбу.
Когда он узнал, что его отец в 11-м классе продавал дачникам навоз и таким образом заработал себе на первые джинсы, то тоже захотел совершить этот подвиг Геракла. Но оказалось, что деревня с тех пор зажралась не хуже Москвы и никому в ней навоз нынче не нужен.
Зато в «самых дорогих банях» Новосибирска пользуются большим спросом пихтовые веники, а это 1000 руб. дохода в день.
В общем, теперь Кириллу не до глупостей: он вяжет веники. И жизнь у молодого человека моментально налаживается: он нашел себе друга, который собирается после армии в ОМОН, и девушку, которая живет со своей бабушкой на одну пенсию и о большем даже не мечтает (им хватает).
Байки из склепа
Ключевой эпизод рассказа: зомби-апокалипсис. Уработавшись, Кирилл заболевает, и в горячечном бреду ему мнится, что он разговаривает с деревенскими покойниками, которые умерли в «лихие 90-е», а тут вдруг повылезали из своих могил, чтобы рассказать ему, как было дело.
В их числе неродившийся старший брат Кирилла (в деревне мама-доктор покаялась ему, что в 90-е сделала аборт, – я так и думала, что ни в какой поликлинике она не работает из-за профнепригодности):
«Безобразный трупик похлопал миниатюрной ладошкой Кирилла по колену и сказал:
- Братан, ты скажи мамке, что я на нее не обижаюсь, пусть лучше батя еще заделает…»
«Вас послушать – так ничего хорошего, что ли, не было? А свобода, а новые возможности?» - пробует дискутировать с мертвецами юный завсегдатай митингов московской оппозиции.
«Когда смута, всегда свобода, и возможности тоже», - деловито объясняет ему один «мужичок» с того света, у которого в руках банка олифы и дрель с толстым сверлом, на которое намотана вата…
Спасибо, что живой
Короче, когда родители опомнились и решили вернуть своего отпрыска в Москву в их «квартиру средней доступности, зато с подземной автостоянкой», он уже не очень-то и хочет, потому что у него теперь другие интересы.
Парень разочаровался в борьбе за права и свободы человека и придумал делать с деревенскими пацанами большой бизнес на пихтовых вениках. Но не ради личного обогащения, а чтобы «все по-настоящему»: «Мама, обеспечивать себя – не может быть мечтой и целью! Как ты не понимаешь!»
И про «смуту» он после тех кладбищенских галлюцинаций тоже все понял: что «никуда она не делать, смута эта, она рядом».
Но если время от времени устраивать народу «холопа» – то, может, и обойдется.
В одном месте этого рассказа у меня даже волосы на голове зашевелились. Не-а, не в том, где мертвецы выползают из своих могил, а один «маленький, как котенок» «трупик» стал забираться на колено к Кириллу.
Там есть более зловещий фрагмент. Вот это место:
«„Если люди не голодают, значит, им навоз не нужен! Всему свое время“, - приговаривал Кирилл, готовя веники для бани».
Бывают странные сближенья
«Мы стали читать столько ерунды», - сказал псковичам через несколько дней Евгений Водолазкин, специально приехавший на Пушкинский театральный фестиваль в Пскове встретиться с поклонниками своего творчества перед спектаклем «Лавр» Театра на Литейном.
По его словам, люди читают эту ерунду не потому, что хотят ее читать, а потому, что она издается.
Но в последнее время, уверяет он, наметилась новая тенденция. Тиражи фэнтези и детективных романов уменьшаются, а тиражи серьезной литературы растут.
«Это неслучайно», - уверяет Водолазкин, и доказательством тому, по идее, является успех его «Лавра».
Хотя по сюжету это тот же «Сыночка» Романа Романова, только эпохальный и еще более фантасмагорический. Потому что тут вам и писатель покруче, и «рассказ» позатейливее. Да это и не рассказ вовсе, и целое житие.
Но про то же самое: что обеспечивать себя не может быть самоцелью.
И про разлом. На этот раз между Россией и всей остальной Европой.
Убить дракона
Ведь у русских, напомнил Водолазкин на встрече с псковичами, вселенское сознание. И поэтому Евгения Германовича, который считает себя европейским человеком, «очень огорчает», что «современная политика России – это обособление от Евросоюза» и что для молодых европейцев Европа – это только Евросоюз.
«До Октябрьского переворота Россия была европейской страной», а, например, Санкт-Петербург – одним из центров развития модерна. «Мы европейцы византийского разлива», «мы одной крови»…
«И вдруг такое грустное размежевание».
По версии Водолазкина, произошло оно оттого, что европейское общество после развала Союза не приняло Россию в свои объятия. Мы к ним со всей душой, а в ответ «последовал вот этот жест» (Евгений Германович выставил перед собой ладошку пальцами вверх).
В подтверждение своих слов Евгений Водолазкин рассказал собравшимся в «музее» Псковского театра драмы несколько историй из своей жизни в Германии.
Например, как однажды он разговорился по-немецки с одним незнакомым немцем, а тот захотел уточнить национальность своего собеседника и спрашивает: «Вы русский? Извините, я в хорошем смысле этого слова…»
Или как по немецкому телевизору любят показывать всякие страшилки про Россию, чтобы немцы больше ценили свою сытую, комфортную жизнь.
«Это не заговор, а старая модель, которая работает». В древности, напомнил Евгений Водолазкин, европейцы вот так же любили сочинять про чудовищ на границе обитаемого мира. Эти чудовища были для них важны, потому что благодаря им люди думали: «Мы-то еще неплохо живем, а там – чудовища!»
Впрочем, и у самого Водолазкина «на границе обитаемого мира» полно чудовищ: «Сейчас европейская цивилизация схлопывается – это очевидно».
Поэтому европейцам по ту сторону разлома он передал из Пскова такой совет: «Вместо того чтобы заниматься глупостями, лучше бы подружились с нами».
Ага. С Гиркиным. С Петровым и Бошировым. Скажи мне, кто твой сябар.
«Этот спектакль великолепный»
Режиссер спектакля «Лавр» в Театре на Литейном Борис Павлович, как рассказал Евгений Водолазкин, ничего у писателя не спрашивал ни про какие разломы. А сам автор романа «понимал», что не надо ему в чужой творческий процесс «вмешиваться». Он потому что «не капризный».
Ведь «театр и литература – это разные стихии», объясняет Водолазкин, и невозможно и там, и там одними и теми же художественными средствами добиться одного и того же результата.
«Лавр», который вы сегодня увидите, совершенно не похож на мой роман, и это очень хорошо. Этот спектакль великолепный», - сказал псковичам Евгений Водолазкин за несколько часов до показа на Пушкинском театральном фестивале.
И он был прав. И сам в который раз, не отрываясь, глядел на сцену три с половиной часа с одним антрактом.
Во-первых, потому что это очень красиво. Художник-постановщик Ольга Павлович создала удивительный пэчворк, как на заднике этого спектакля: из парчи, искрящегося кримплена и самого дешевого ситчика невзрачной расцветки.
И такой же пестрый холст из суровой нитки вперемежку с золотой канителью соткал режиссер спектакля.
Действие начинается с того, что переносит нас в доисторические времена 70-х годов прошлого столетия, где мужчины носят клеши с тщательно отутюженными стрелками, а женщины повязывают на шею платочки с люрексом (точь-в-точь как у моей бабушки).
А главное, у всех героев спектакля именно такие выражения лиц, позы и взгляд, как на старинных черно-белых фотографиях. И это сразу же опрокидывает зрителя в зазеркалье той призрачной жизни, размеренной и наполненной неведомым нам смыслом, которая там якобы запечатлена и которую «мы потеряли».
Время на этих оживших дагерротипах, действительно, обволакивает людей как янтарная смола мух – нисколько не искажая их божественной сущности.
Поэтому когда посреди всей этой красоты из кримплена и люрекса, берестяных туесков, чугунных горшков, ватников и кружевных скатерок возникает человек эпохи Возрождения – разодетый в золото и бархат, как Лоренцо Медичи, то это и вправду выглядит как наносное (не валяй дурака, Италия, вот те валенки, будем дружить!).
Забор всех псковских святых
На встрече со своими псковскими читателями писатель Евгений Водолазкин тоже смотрелся эдаким Амброджо среди лапотников. Особенно когда вдруг заявил, что из Пскова надо сделать второй Оксфорд.
Или Кембридж. То есть университетский городок, у которого есть пара.
В нашем случае парным университетским городом для Пскова, очевидно, мог бы стать Великий Новгород.
При этом Псковский университет должен специализироваться на медиевистике, считает Водолазкин, а не как сейчас: готовить на филфаке спичрайтеров и специалистов по коммуникациям.
«Неужели у вас на Северо-Западе так много людей, который нужно писать речи?» - усмехнулся именитый писатель.
Псковичи в ответ ему тоже усмехнулись, развернулись и пошли каждый по своим делам – как и в спектакле у Бориса Павловича.
Впрочем, продолжая со стороны любоваться на малиновый берет Амброджо. Ведь он как-то особенно красиво смотрится рядом с подбитыми ватой подшлемниками на белой шнуровке, которые носят псковские юродивые – вечные строители невидимого дома Святой Троицы за бетонным забором ромбиками.
Отдельное спасибо режиссеру-постановщику за этот бетонный собор-забор в качестве декорации «Лавра», на фоне которого свершается псковская тайная вечеря.
Если помните, в романе главный герой шел вдоль стены Псковского кремля, удивляясь ее мощи, и радовался, что никакому внешнему врагу ее не преодолеть.
«Но» переживал, что за такой стеной может завестись внутренний враг (ведь это всего опаснее).
И вот вам, пожалуйста, непробиваемая псковская стена завода ЖБИ, воздвигнутая против внутреннего врага, который… дремлет.
«Не давай псковским спать: они ленивы и нелюбопытны», - говорит Арсению в романе и спектакле юродивый Фома. И в книге бьет Арсения по лицу, а в спектакле – фейсом об тейбл.
А заодно всех зрителей, когда с наслаждением рассказывает Арсению, как в домах Завеличья лупят детей и кричат на стариков. И совокупляются в общем для всех пространстве избы. И сваливаются спать без молитвы, наработавшись до потери сил. И громко храпят. И матерно ругаются. И с треском портят воздух. «Все это не просыпаясь».
Артисту Роману Агееву определенно удалось передать то, о чем за несколько часов до этого говорил псковичам Евгений Водолазкин: что «Лавр» - это признание в любви к Пскову.
Такую любовь еще надо заслужить.
Разломов
Чем еще интересен спектакль Бориса Павловича – так это тем, что в нем кроме профессиональных артистов играют (и на музыкальных инструментах тоже) особенные люди (люди с аутизмом) из центра «Антон тут рядом». Так сразу и не догадаешься, у кого из актеров есть диагноз.
Но финальную реплику режиссер вложил в уста именно одному из них. Это когда «что вы за народ такой, говорит купец Зигфрид».
«Ты в нашей земле уже год и восемь месяцев, отвечает кузнец Аверкий, а так ничего в ней и не понял.
А сами вы ее понимаете, спрашивает Зигфрид.
Мы? Кузнец задумывается и смотрит на Зигфрида. Сами мы ее, конечно, тоже не понимаем».
По-моему, это значит, что к написанному писателем Евгением Водолазкиным режиссер Борис Павлович добавляет: мы такой народ, который испытывает «дефицит социального взаимодействия и общения», а также отличается «ограниченными интересами и повторяющимися действиями» (это все признаки аутизма, согласно Википедии).
А что, если нет никаких «разломов»?
В публикации использованы фотографии Вадима Боченкова с показа спектакля "Лавр" Театра на Литейном на Пушкинском театральном фестивале в Пскове.
