В глухом краю

30 октября - День памяти жертв политических репрессий. В годы перестройки, когда тема сталинских репрессий стала активно обсуждаться в печати, мы часто беседовали с отцом о трагичных страницах отечественной истории. В молодости я был человеком увлекающимся, мне хотелось иметь твёрдое основание для своих убеждений, хотелось стоять на правде. Найти истину оказалось непросто, кажется, до сих пор не нашёл. Получалось примыкать то к одному, то к другому политическому течению и с каждой позиции вступать в полемику с папой. У него в отличие от меня не было страстных взглядов. Но с возрастом я понял, что как раз он имел прочный фундамент в мировоззрении - доброту и гуманизм, которым никогда не изменял, может быть, качества эти были врождёнными. На воспоминаниях отца основан следующий рассказ, повествующий о времени сталинщины. 

В глухом краю 

- Не везёт, так не везёт, - в который раз с раздражением повторил Пантелей, выбираясь сквозь еловые заросли на дорогу. Это он уговорил Виталия взять ружьё и патроны, чтобы пострелять птицу и мелкого зверя, но многочасовое блуждание по лесу добычи не принесло. И ведь рябчики попадались, глухари с шумом вылетали из-под ног, два зайца русака улепётывали с опушки в чащу, но то ли прицел был сбит, то ли навыка молодым паренькам не хватало – весь боезапас расстреляли по очереди, всё мимо. 

- Брось переживать, - Виталий почувствовал досаду товарища. – Я вот встретил тетеревов на токовище прошлой весной - хоть голыми руками бери. Ещё подвернётся случай. 

С Пантелеем они сдружились совсем недавно, когда Виталий вступил в комсомол. Пантелей был комсоргом, направленным в округу из района. Он по натуре своей являлся лидером - с твёрдым характером, с железными нотками в голосе. Любил руководить, с охотой выступал на собраниях, с утра до ночи без устали носился по делам. Нередко он бывал резок, мнение своё всегда излагал прямо, увесисто, не робея ни перед кем. Горящий взгляд, стремительность, бесстрашие напоминали в нем закаляющуюся сталь. Ровесники, да и взрослые побаивались перечить ему. А его самого что-то привлекло в Виталии, и он часто обращался к нему помочь в каких-нибудь мелочах, составить компанию. 

- До дома вёрст десять шагать…. Так почему, ты говоришь, в Павлушонках Федосятская школа? – вернулся к прерванному разговору Пантелей. 

- Мама рассказывала, построили её братья Федосеевы. У них было крепкое хозяйство: мельница, кузница на ветряке, пасеки, несколько лошадей. Хотели, чтобы дети их учились, заодно – и все остальные в округе. Заготовили лес, в пару месяцев сами поставили двухэтажное здание. Может, и нанимали кого помочь, но оплачивали строительство они. Учителя пригласили. В начале тридцатых их раскулачили, увезли куда – никто не знает, а школа с тех пор Федосятская. 

- Куда ж дальше нас увезти можно? – усмехнулся Пантелей. - Только леса и болота вокруг. Наоборот, к нам высылают. Нейманы, Вагнеры, Валевские…. 

- Нейман Отто – смешной. На той неделе схватился с целой ватагой мальчишек постарше. Губа разбита, кровь из носа, слёзы по щекам, а бросается в драку, еле разнял. В чём причина, выясняю. Немцем, мол, называют, - Виталий улыбнулся. – Я ему про то, что немцы всякие есть: Бах, Гёте – тоже немцы, а он упёрся, своё талдычит. Не хочет быть немцем. 

Пантелей помотал головой: 
- Кулаки – враги, немцы все в войну фашистам помогали. Пусть спасибо скажут, что ещё живут тут. Я гляжу, ты жалеешь их – Федосеевых, Нейманов. А кто пролетариат пожалеет? Кто пожалеет батраков, которых эти упыри эксплуатировали? Империализм, буржуи, попы, кулаки развязали мировые войны, в которых погибли десятки миллионов человек. Если бы не Октябрьская революция, быть нам сейчас рабами. Мне представляется, что после разгрома Германии сегодня снова есть реальные возможности для победы мировой социалистической революции. Перед нами великая цель освободить человечество от цепей капиталистического способа производства. А ты проявляешь мягкотелость… Впрочем, есть в кого. Когда тебя принимали, кто-то вспоминал, что мать твоя подписи в защиту Вараксина, миллионера-нэпмана, собирала. 
Виталий возразил:

- Да, она была с ним близко знакома. Хороший человек, говорит. Когда Вараксина арестовали, он уже давным-давно не был никаким миллионером, вроде как на фабрике работал. Старики многие о нём с теплотой отзывались: он и церковь отремонтировал, мост проложил… 

- Ты знал его?

- Нет, не видал даже ни разу. 

- А защищаешь... Неужто советская власть, советские органы не разберутся, кто чего достоин и заслуживает? Буржуйская душа у этого Вараксина наверняка сохранилась. Такие люди, испробовав однажды прибавочную стоимость, не могут уже не пользоваться наёмным трудом, не могут не урвать хоть что-то от пролетариев, от крестьян, только дай им волю. 

Дорога шла по низкому месту, в колеях стояли лужи. Виталий наклонился над прозрачной водой, удивившись наличию пиявок, умылся. Потом, словно решившись, обратился к Пантелею:
- Вараксин мешок муки нам привёз, когда голодали. Мать говорит, без него бы погибли.… А ты знаешь, как Третий посёлок, Четвёртый посёлок появились? Под осень на телегах привезли несколько сотен человек – раскулаченные семьи. В летней одежде, обуви, без всяких вещей, без какого-либо инструмента. Дали на всех четыре пилы – мол, обстраивайтесь на новом месте. Мама вспоминает, что почему-то было много детей, детского шума, гама. Дети не сознавали, что с ними происходит, воспринимали ситуацию как приключение. Они словно наводнили глухие места, бегали, смеялись. Но очень скоро наступили холода, и радостные крики сменил нескончаемый детский плач. Взрослые, не имея топоров, сооружали какие-то шалашики, не имея лопат, руками рыли землянки. А потом наступила тишина…. Мама говорит, это была страшная тишина. 

Пантелей выглядел огорчённым. Он понуро брёл, долго и тщательно обдумывая ответ, потом заговорил:
- Мы строим социализм в одной отдельно взятой стране. 

Значит ли это, что спустя три десятилетия после победы пролетарской революции исчезли буржуазия и её сторонники? Значит ли это, что они не будут пытаться восстановить своё господство, и, прежде всего, идеологическими средствами? Совсем не значит, наоборот, это неизбежно. Классовая борьба только обостряется. В этой борьбе нельзя обойтись без жертв, мало быть просто добрым и милосердным. Старое капиталистическое общество, любые ростки его должны быть уничтожены, либо оно уничтожит будущее человечества. Настоящее имеет значение только через призму единственной исключительной цели – построения коммунизма на всей планете. У тебя, Виталий, не обижайся, не сформировано классовое пролетарское сознание. У крестьян чаще всего сознание буржуазное. Их бытие, кусок земли, которым они владеют, определяет их сознание. Ты, как комсомолец, должен учиться исходить с позиций класса, с позиций пролетариата. Бери пример с Маркса - сына попа, Энгельса - буржуа, Ленина, что происходил из дворянской семьи… 

Неожиданно он осёкся и настороженно уставился вдаль. На вырубке на одном из пеньков сидел измождённый, окровавленный мужчина. 
- Беглый, - шёпотом произнёс Виталий. Пантелей направил незаряженное ружьё в сторону незнакомца. 

Беглые порою наведывались в эти края. Где-то далеко за лесами были лагеря заключённых, и время от времени кому-то из них удавалось совершить побег. Но, казалось, каждая попытка обрести свободу заканчивалась здесь, со встречей первых людей. Беглецы преодолевали десятки километров по непроходимой тайге, болотам, без пищи, поедаемые гнусом. Истощенные, еле живые, добравшись до жилых мест, они уже не помышляли о свободе, вообще уже не имели никаких желаний, кроме, наверное, как поесть, лечь и уснуть. 

Приказав мужчине двигаться впереди, подростки вели его, изредка переглядываясь между собой. Возможно, он был убийцей, и это опасение заставляло учащённо биться сердца. Успокаивало лишь то, что преступник выглядел обессиленным и не подозревал о том, что ружьё не заряжено. В Павлушонках его сдали в милицию. 

… Спустя неделю, после комсомольского собрания, Пантелей попросил Виталия задержаться. С непонятной тревогой и глухим вздохом он выдавил:
- Я узнал от участкового, кого мы с тобой на охоте поймали. Того самого Вараксина – миллионера. 

Виталий обомлел: «Как Вараксина?». 
- Родные места, говорит, напоследок решил посмотреть. С тёткой хотел встретиться, да, ты знаешь, померла она зимой… 

Виталий развернулся и направился к выходу. Отчего-то к горлу подкатил ком. 
- Да подожди ты, - окликнул Пантелей. Пошёл рядом. И каким-то неуверенным, надрывным голосом проговорил:

- Помнишь мою соседку, бабку Матрёну? Козу она в подполье держала. Ноги болят, видит плохо, родных нет. С козы и кормилась, а в подполье – чтобы налоги не платить. Какие у старухи деньги? Так вчера пришли к ней, козу конфисковали. Бабка кричит. Я прибежал, говорю, у неё же два сына-красноармейца в войну погибли. Пожалейте. Построим социализм и так, причём тут коза? Нет, они тащат, а бабка кричит, плохо ей стало…

Виталий взглянул на друга и совершенно не узнал его. Перед ним стоял ссутулившийся, усталый, беззащитный ребёнок и, всхлипывая, размазывал по щекам редкие слёзы.

Оригинал