Если бы не чувство юмора, я бы жила с большим багажом внутренних травм

Если бы не чувство юмора, я бы жила с большим багажом внутренних травм. В детстве я просто притягивала курьезы и неудачи. И могла бы уже с тех лет стать лузером, героем анекдотов. И все к тому и шло. Но любовь к языку и умение рассказывать истории спасло меня от проклятия. Я интуитивно поняла, что смешные истории про себя должна рассказывать я сама, перехватить подачу. Потому что я и расскажу лучше, и смогу управлять этим процессом. И люди будут смеяться не столько надо мной, сколько вместе со мной. Так, собственно, и тянется с тех пор.

Вот взять хотя бы историю с бантами. Не каждая девочка переживет такой позор. И уж точно не станет рассказывать ее. Она сменит школу, а лучше – фамилию, пройдет курс психотерапии и только кошмары иногда будут отбрасывать ее в тот весенний солнечный день, чуть не ставший черным днем в истории. Но не ставший, потому что я сама давно сделала из дня Г, а точнее ГГ историю. Вот и сейчас ее расскажу.
Когда несколько лет назад я пригласила друзей на свой день рождения, навязав им сценарий детской вечеринки, я попросила девочек прийти в бантах. И сама отобрала у дочки розовые пышные розаны на полголовы, украсив свою седеющую голову розовым кустом. Бантики – мой пунктик. Потому что в детстве у меня никогда не было бантов. 

Я выросла в интернате при школе. Там было человек 30 всяких полусирот и детей из трудных семей, остальная школа была вполне себе обычная, сельская. И те, что из инкубатора, отличались одеждой, внешним видом, унылыми портфелями. Государство раз в год закупало для нас одежду, самую простецкую и немодную. У меня был неинтересный черный фартук и очень маленький белый. Когда у меня после каникул подрос урожай грудей, маленький квадратик фартучка покрывал какое-то жалкое пространство в промежутке, вся грудь же оставалась по бортам фартука, о чем, конечно же, сразу стали говорить мальчики, гормональный фон делал их придурками. 

Но государство никогда не покупало мне бантов, это был не предмет из списка обязательных покупок. Я жутко завидовала тем девочкам, у которых бант был огромный, как запасная голова. И однажды я получила подарок – воспитательница интерната, полюбившая меня за постоянное желание помочь с уборкой, купила мне на последнюю линейку два огромных банта. 

Для меня эта линейка была ожиданием чуда. Я не могла дождаться торжества. Сама дарительница завязала мне два пышных цветка на хулиганскую голову. И я, еле-еле сдерживая радость, стала в строй на торжественную линейку в школьном дворе, которой заканчивался восьмой класс. Все свернули головы на меня, не потому что я была красивая, а потому что я была непривычно нарядной. Обычно интернатские выделялись именно своим государственным видом. Унылыми цветами одежды, стремным покроем, отсутствием аксессуаров. А тут – банты во всю голову. Я сияла, как медный Ленин на входе в школу, начищенный к праздникам. 

Девочки ухмылялись, ну-ну, теперь и у тебя…Мальчикам было все равно, они всегда смотрели чуть ниже головы. Но мне-то какая разница, у меня праздник, день пышных бантов. Я расцвела, я выросла и заколосилась. Это один из лучших дней в моей школьной жизни. Банты еще пахнут текстилем из магазина, как же я люблю этот острый запах счастья. Запах обновки. 

Речи, которые толкали учителя, пионерские выскочки-активисты, чтецы всех рангов, отличники и учительские подлипалы – звучали для меня общим фоном: бу-бу-бу…дело владимирличаленина…бу-бу-бу…учиться на пять, трудить на пять и родину нашу на пять защищать. Я стояла в потоке. В потоке солнечных лучей, весеннего ветра, ощущения полноты жизни и счастья. Я держала банты, как держат африканские женщины кувшин на голове, одной рукой аккуратно придерживая, стараясь сохранить равновесие и не расплескать то, что внутри.

Дальше все развивалось стремительно. Директор школы сказала: в добрый путь, выпускники, кивнула кому-то вверх - и на крыше школы с ее торца отворилась маленькая серая дверца, а оттуда, как бешеные бомбардировщики, вырвались сто с небольшим наших школьных голубей, среди которых была половина белоснежных праздничных красавцев. Торжественность момента перехватила у всех дыхание.

 

Голуби вырвались огромной стаей, расталкивая и распихивая друг друга крыльями, как бабушки в советской очереди, локтями проталкивающие себе путь к кассе. Большая часть пернатых проигнорировала линейку, им не до пионерских радостей – им бы в небо. Но те, что сыграли ключевую роль в моей судьбе, оказались на редкость внимательными. Мои банты стали в тот день смыслом и целью их существования, их высоким предназначением. Не знаю, был то один меткий голубь или несколько, мне показалось, их была бесчисленная стая. В долю секунды серо-белый вихрь пронесся над моим цветником и удобрил мою голову плотным слоем теплого голубиного помета.

 

Досталось не только бантам, но и волосам и даже лбу с ушами. Меня обосрали в считанные мгновения, превратив яркий солнечный момент счастья в мрачный день голубиного говна. Вся линейка мгновенно зашлась в удушливом смехе, наблюдая обосранную пионерку, изо всех сил давящую улыбку, вот-вот готовую перековаться в плач. А мой имиджмейкер, мой продюсер по красоте, фея-крестная, подарившая и повязавшая банты, оскорбилась за поругание моей чести не меньше моего. У нее было такое злое лицо, что я решила, сейчас прольется чья-то кровь. Скорей всего, голубиная. К счастью, это был финал линейки – и мы с ней быстро побежали в здание интерната, сняли обосранный реквизит и застирали его. Застирали и мою поруганную голову. Банты были нейлоновые, они высохли через пару минут. Но я их больше ни разу не надела. Слишком пряным и острым был привкус позора, чтобы повторить все опять. 

 

Одноклассники еще какое-то время поговорили о том, как меня забомбили голуби, да и забыли. Жизнь в юные годы настолько стремительна, что новые истории в момент вытесняют старые. Но я не забыла. Я жила с этой историей. Я прокручивала ее в голове. Почему я? Почему из сотни ярких нарядных бантов эти твари решили публично обосрать именно меня? Я меченная, что ли? Ночами я мысленно убивала голубей по одному, откручивая им головы и кровожадно смеясь. Голубиное говно не отпускало.

А потом на одной из теплых посиделок, когда кто-то завел речь, как меня обосрали голуби, я вдруг сама перехватила инициативу и стала рассказывать историю с бантами по всем законам жанра. И в конце, когда голуби сделали в моем рассказе свое дело, вся компания уже лежало со смеху. Тогда-то я и поняла, что умение рассказывать истории сродни красоте, таланту и богатству. Ты можешь быть в центре внимания, просто предлагая миру свой вариант развития событий. С тех пор я всегда так делаю. Рассказываю истории. Исцеляю себя. 
А банты не ношу. Вот разве что тот день рождения, когда я нацепила два розовых банта. Но я знала, что праздновать будем вдали от голубиных стай.