В России ежегодно погибает огромное количество памятников архитектуры: страдает в первую очередь деревянное зодчество, зарастают кустарником и ветшают усадьбы, горят мещанские домики второй половины XIX — начала XX века, в которых не видят объективной ценности и считают, что их осталось невероятно много. Это то, что условно можно назвать «большим злом».
Но есть и зло не столь очевидное — массовое пренебрежение городскими деталями. Мы едем в Европу за узкими улочками, старыми дверными ручками, красивыми витражами. Подобные мелочи создают настроение города.
Канализационный люк служит украшением, особенный вид мощения становится визитной карточной населенного пункта. В России детали не любят, а их возможной ценности не понимают.
На страну обрушился вихрь сайдинга, дешевого винила и металлопрофиля. Если здание реставрируют, то в 50–60% случаев там уже не встретишь ощущения древности, времени, благородной старины. Правда материала, ощущение аутентичности памятника теряется.
Мы воюем, кажется, со всем — с советскими мозаиками, сталинскими малыми скульптурными формами, уличными табличками, парковыми монументами, старыми страховыми табличками.
Массово уничтожаются интерьеры парадных в Петербурге и других городах, при капитальном ремонте сталинки снабжают одинаковыми дешевыми балконами. Беспощадно вырывают старую «столярку», взамен вставляя пластиковые окна (это происходит повсеместно — от церквей до особняков XVIII века). На трехсотлетние камни старых церквей ложится бетон.
Даже не упоминаю визуальную захламленность российских городов — бесконечные растяжки и вывески, за которыми не видно выверенных архитекторами перспектив и декора зданий. На исторических домах сбиваются в стайки кондиционеры.
Впрочем, в темном царстве иногда увидишь слабый свет фонарика. Скажем, Московский метрополитен не отправил на помойку всю прежнюю навигацию, а продал ее людям, влюбленным в городские артефакты. За указатели «Выхода нет» шли настоящие бои.
Мы видим, как медленно, но верно растет число ценителей архитектуры, возникают волонтерские движения. Сотни людей готовы в свободное время приезжать на субботники (как в Боровске прошлой осенью), подписываться за дом Булошникова на Никитской, защищать кварталы Королева, где создавалась российская космическая отрасль.
Большая архитектура, контуры и объемы зданий создают городской силуэт. Но без лепнины, милых вещиц и артефактов они останутся только коробками. Город познается не только визуально, но и тактильно.
Каждый сброшенный Мефистофель, закрашенный старинный адрес, отправленный на помойку люк XIX века делают городскую среду России беднее. Хочется верить, что мы научимся ценить маленькие детали и преодолеем пресловутое «варварство из лучших побуждений».
