Председатель регионального фонда жертв политических репрессий «Покаяние», историк Михаил Рогачёв 29 октября перед акцией «Возвращение имен» в Сыктывкаре прочитал лекцию о Большом терроре в Коми. Интернет-журнал публикует видеозапись.
Комментарии (38)
Мы решили временно отключить возможность комментариев на нашем сайте.
Ошибка в заглавии.
Сейчас частенько по " Культуре" показывают дискуссии историков: о Сталине, Ленине, терроре. А вот историк Рогочёв, он принимал участие в дискуссии с себе подобными? Хотелось бы не лекции слушать, а дебаты людей с разными взглядами и знаниями по теме, на наше историческое прошлое. А вот так слушать мнение одного историка у меня желания нет, это потом нужно проверять его слова, а это очень трудоёмко.
Почему красный террор 1917-1922 года унесших намного больше жизней не считается наиболее массовым террором?
Ключевое слово ПОЛИТИЧЕСКИЕ? В этом вся лукавость изТОРЫков? Так вы не очиститесь.
Первыми жертвами красного террора в зырянском крае были три женщины БАБУШКА, МАТЬ и ВНУЧКА.
Начинаю подозревать, что памятник у ВЕЧНОГО огня зырянским женщинам преподносящим венок не павшим, а делегациям ЦК КПСС, это не спроста, а издевка коммуняк.
______________________________________
Красный террор. Первые жертвы.
8 сентября 1918 г. экспедиционный отряд Мандельбаума на пароходе, по иронии судьбы носившем название «Доброжелатель», покинул Усть- Сысольск. Пароход тащил за собой баржу, где находились лошади, сено и ящики с патронами. На вооружении экспедиции, кроме винтовок, имелись скорострельная 37-мм пушка «Маклин» и станковый пулемет. В этот же день на берегу Вычегды у д. Озел Мандельбаум расстрелял свои первые жертвы - трех женщин Н.П.Кузьбожеву, Н.А.Кузьбожеву и И.И.Макарьину, причем последней было всего 17 лет. Поводом для расстрела послужил отказ Кузьбожевых-владельцев имения «Човью» выдать лошадей для экспедиции. Участник событий тех лет Потапов так рассказывал об обстоятельствах расстрела Кузьбожевых: «Во время отправки Мандельбаума на Печору обратились за лошадьми к Кузьбожевым, но они отнеслись к этому, как грабительству и ответили, что не дадут ничего. Некогда было разговаривать, схватили их, продержали один день в помещении горкома партии, как арестованных, несколько раз мы их спрашивали, отказываются ли они от этого или нет, но они продолжали настаивать на своем, что мы грабители, банда и т.д. После этого решили, что с ними нянчиться нечего и поручили штабу корпуса Советской охраны (имеется в виду отряд Мандельбаума - авт.) привести в исполнение решение об расстреле. Отряд выехал из Усть- Сысольска вечером на пароходе вверх по течению Вычегды...до Озел... Завтра ранним утром они были расстреляны и зарыты недалеко от берега Вычегды. Это было первое проявление красного террора в ответ на белый - убийство Володарского, покушение на Ленина и др.» Д.И.Розанов в своих воспоминаниях писал, что женщины умоляли оставить их в живых и «за великое счастье считали бы рыть окопы для красноармейцев». Но Мандельбаум был неумолим. В своем донесении в Котлас он отметил, что женщины расстреляны «за оскорбление Российской Коммунистической партии». И.П.Андрианов в одном из своих писем-воспоминаний в адрес Коми обкома КПСС утверждал, что «сама вдова Кузьбожева, ее дочь и внучка - все трое лично мной расстреляны...»
Это уже образ жизни Михаила Борисовича - искать злодейства в Советской истории и находить все новых и новых несчастных жертв репрессий.
Если ему сейчас привести неопровержимые доказательства его заблуждений, ему нельзя будет в них поверить. Ведь если принять истину, то тогда выйдет, что полжизни посвятил мифу, пустышке, вранью на историю своей Родины.
А разве, на склоне лет, можно вводить себя в такой когнитивный диссонанс? Осознать, что то, что считал трудом и смыслом всей жизни оказалось блефом, фейком - это хоть в петлю сразу лузь!
Поэтому, бессмыслено что либо доказывать такой публике.
Есть вторая категория страдающих по жертвам репрессий. Истинный коллаборационисты. Им надо сознательно извращать историю нашей страны. Одним - чтобы оправдать своих предков - полицаев, власовцев, предателей, дезертиров, другим - для отрабатывания тридцати серебренников в американской или европейской валюте.
Вот взять, к примеру, ещё одного историка Игоря Сажина. Он уже лет двадцать работае на запад, получая деньги то с фонда Сороса, то от немецкого посольства, то с какой хельсинской группы. (всех источников мы не знаем, а они не скажут).
Вот он стал ФИГУРОЙ в этой коллаборационистской тусовке. Он ездит по заграницам, ему беркели руку жмут, он живёт на это и этим. Он - уважаемая личность ТАМ.
А вот если ему самому себе, вдруг признаться, что вся его кипучая правозащитная деятельность использовалась его покровителями во вред стране, это же надо прекращать с ними общаться. Так должен поступить каждый порядочный человек, которым Игорь и хочет себя считать.
А какие последствия? Игорь выходит из этой тусовки, его снимают с иноземного довольствия, его клеймят либеройды агентом Кремля..., а на выходе что? Тот же когнитивный десонанс, который ничем не заглушить, так как реабилитироваться у Игоря нет никакой возможности. ТАМ он слетел со статуса ценного сотрудника, а на стороне Российских патритов ему никто не предложит статус того же уровня, что у него сейчас в том же Мемориале.
Вот и получается, что для того, чтобы не оказаться у разбитого корыта им и приходиться, в первую очередь, самих себя убеждать, что Сорос - это друг России, что Сталин - это зло хуже Гитлера, что репрессии были и все невиновны, .. и т.д. и т.п...
А что на выходе у вас,господа? "Бог простит"? - как написал мне сегодня Игорь Сажин..
"если принять истину, то тогда выйдет, что полжизни посвятил мифу, пустышке, вранью на историю"
Это, вы, Фёдорович, про себя что-ли?! Личное переживание так сказать?!
Может вам помощь нужна. Я готов, за бесплатно даже. Выслушаю, постараюсь понять, подбодрить если потребуется. Могу представить, каково вам с таким грузом жить, когда смысл всей жизни оказался "блефом, фейком - это хоть в петлю сразу лузь!" (орфография сохранена...)
У Щиголева таких "облом"...Как он сам писал здесь, на сайте, в военно-политическом училище он изучал финский язык и методы ведения подрывной деятельности...его готовили к "работе" против финских братьев...да обстановка в стране изменилась и его навыки оказались никому не нужными.... Пришлось на юриста переучиваться...но прошлое..на уровне... сказывается.
Красные рояли прекрасны, согласись :)
https://youtu.be/I9swgAIZ4KE
Ничего-то вы Александр Федорович не поняли, ничего, но это не страшно, Бог вас простит, простит точно, таких Он прощает...
У Вас есть, Игорь Валентинович, возможность объяснить, чего это же я не понял.
А то Ваше резюме похожа на слив дискуссии, за неимением аргументов..
"Если ему сейчас привести неопровержимые доказательства его заблуждений,"
А приведите, будьте ласковы. Только неопровержимые и только доказательства. Очень буду признателен.
А я смотрю бром-то не помогает.
Дорогая редакция!
Я тут поспорил с ним. Я считаю, что Щиголев лекцию послушал, а потом обругал, а он считает - что сразу обругал, а лекцию не слушал. Кто прав? А еще Щиголев сказал, что 700 иыс. не расстреливали - меньше, а Наш Президент - расстреляли. Кому верить? Если Президент соврал, то как жить?
С уважением. Миша.
Извините . на работу пора.
"Если Президент соврал, то как жить?" Пацталом! ;)))
Живите, Михалорисыч, живите. Дай Вам Бог!
Михаил Борисович, я Вас чуть побеспокою: хочу спросить, нет ли фото Анастасии Жугаевич? Кто она - полька или еврейка?
И еще, по лекции. Слушается замечательно, а вот насчет осознанного внедрения страха в сознание граждан - не согласна... Скорее всего, действовал принцип разумной целесообразности (к примеру, внеэкономическое принуждение давало определенный эффект)
Для тех, кто поколениями жил в страхе, это внедрение прошло почти незаметно :)
Да уж, род Пыжовых поколениями жил в страхе...
Фиг тебе! :)
https://gerbovnik.ru/arms/1343.html
Такие гербы незадорого делают, какие хошь нарисуют.
Так и нарисуй себе, не вижу препятствий. Не знаю только, что с датировкой будешь делать, и как с архивами договариваться :)
Если даже с архивами КГБ и ЦРУ химичат, то какие-то плёвые гербы подделать - как два пальца об асфальт.
Вы не знаете Пыжевых. Пыжевы вас всех продадут, купят и снова продадут, но уже дороже.
http://old.nasha.lv/siteimages/a/17/71/574cebebfab502e74d6bcbb93cbc68.jpg
Нет, фото, к сожалению, нет. А сама она, по-моему, белоруска. Но не полька и не еврейка, это точно.
А разве при возбуждении уголовной статьи не делали фото в профиль и анфас?
Должны были делать. В анкете арестованного по форме 3 отведено место для фото. Только у нас много кто кому чего должен. А возможно не сохранилась.
Спасибо, Михаил Борисович.
Это что за взывание к дорогой редакции? К кому -то индивидуально или ко всем сразу? Для чего? Бред?
Я тут выдержку вспомнил, и нашёл её, беседа Яковлева с Президентом Путиным:
"Как сказал Александр Яковлев, важным является вопрос о реабилитации бывших работников НКВД, которых, "заметая следы", расстреляли в 1938 году более 40 тыс. Их расстреляли, естественно, не за "преступления перед человечеством", о которых говорится сегодня, а за, якобы, шпионаж, попытки террористических актов против руководителей страны. С точки зрения юридической нормы, отметил председатель комиссии, их также надо реабилитировать, поскольку они расстреляны за преступления, которых не совершали."
Вот так, тех, кто фабриковал дела против невиновных, для компрометации "режима" Сталина, Яковлев был готов так же зачислить в невинные жертвы "репрессий".
Сперва скорбим по невинным жертвам, потом скорбим по их палачам, наказанным за убиение невинных, признавая их так же невинными жертвами.
Желание Яковлева не исполнилось в связи с его смертью.
Я думаю, пора Михаилу Борисовичу подхватить это "знамя" "невинно репрессированных" НКВДешников!!!
К слову, Вы тут вспомнили Путина и обратились к нему, как к своему союзнику и авторитету в этом вопросе. Это уже, вообще, забавно! Люди, критикующие действующую власть, вдруг ищут в них соратников!!! Ничем не брезгует коллаборационизм для прикрытия своего истинного лица!
Но тут Вы правы, в этом вранье действующая власть с Вами заодно, так как им тоже выгодны эти сказки про ужасный Сталинский режим. Ведь обратная сторона этой идеологической медали очевидна понимающим людям - как хреново было тогда, при КПСС (ВКЛб), значит - как хорошо сейчас, при Единой России!!!
Тут Вы им ОЧЕНЬ нужны. Да и вообще либеройды нужны Единороссам, как лакмусовая бумажка показа демократии))). Не зря же, помимо Сороса, Германии и Штатов, Российское правительство тоже стало Вас подкармливать)...
Помните фразу из известного фильма: "Нет у вас методов против Кости Сопрыкина"?
К чему это я? Да к тому, что эта фраза мне помниться, наблюдая на тот уровень Ваших аргументов, на который Вы скатились, Михаил Борисович. Не удержусь, чтобы не процитировать:
- Сознательная дремучесть Щиголева и иже с ним просто удивляют.
- Не, ну вы уже совсем не в себе. Или уже буквы забыли и читать разучились.
- А я смотрю бром-то не помогает.
- Засим хватит, а то так дело до истерики дойдет. Пейте бром...
То, что бром Ваше любимое лекарство, никого, полагаю, не удивит. Но уровень Ваших аргументов, который Вы стали себе позволять, говорит или о Вашей деградации, как историка и учёного, или о том, что либеройд в Вас взял вверх над историком, и вместо признания об отсутствии реальных аргументов и документов, Вы начали ссылаться на Википедию (для учёного, это вообще низкий сорт) и прикрываться гопниковским сарказмом. Не осталось других методов...
А уж обращение к редакции, это вааще, шедевральный уровень для учёного!!!! Просто праздник интеллекта!... Может хеллуин повлиял?
Остаётся только посочувствовать Вам...
И больше просьба, уважаемые читатели и писатели комментариев, не издевайтесь вы над Александром Федоровичем, не надо, ему и так хуже всех.
Игорь, жалкий ход. Последний "аргумент", когда уж совсем нечем возражать...
Игорь сплоховал, конечно. Поддался сиюминутной слабости.
Ну да, ведь надо же топтаться над слабым и побежденным, я не захотел это делать... Да, видимо сплоховал... Волком надо быть и слабого загрызать...
Михаил Борисович, Вы тут, под маской объективности, согласились, что с тремя миллионами расстреляных в год Питирим солгал.
Но он солгал не только в этом.
Питирим: - К сожалению, сейчас еще жива теория мифов коммунизма. Ее уже несколько раз обличал патриарх Кирилл, задавая вопрос Геннадию Зюганову: «В ленинских заветах сказано, что в социализме нравственность неприемлема. Она человека комплексует».
Но это ложь откровенная. Ленин говорил о неприемлемости буржуазной лживой нравственности.
Ленин:
«Часто представляют дело таким образом, что у нас нет своей морали (то-есть нравственности), и очень часто буржуазия обвиняет нас в том, что мы коммунисты отрицаем всякую мораль. Это — способ подменять понятия, бросать песок в глаза рабочим и крестьянам.
В каком смысле отрицаем мы мораль, отрицаем нравственность?
В том смысле, в каком проповедывала ее буржуазия, которая выводила эту нравственность из велений бога. Мы на этот счет, конечно, говорим, что в бога не верим, и очень хорошо знаем, что от имени бога говорило духовенство, говорили помещики, говорила буржуазия, чтобы проводить свои эксплоататорские интересы. Или вместо того, чтобы выводить эту мораль из велений нравственности, из велений бога, они выводили ее из идеалистических или полуидеалистических фраз, которые всегда сводились тоже к тому, что очень похоже на веления бога.
Всякую такую нравственность, взятую из внечеловеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорим, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян, в интересах помещиков и капиталистов. Мы говорим, что наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата. Наша нравственность выводится из интересов классовой борьбы пролетариата. "
Вы же историк, Михаил Борисович, и Вы изучали Найчный Коммунизм, и не могли не знать, что Питирим (или Питирим и Кирил) лжёт.
Почему Вы не поправили его, ради исторической справедливости? Либеройд взял вверх над историком?
Дурак вы, батенька, - хотел сказать Игорь. И я его в этом безусловно поддерживаю. Вам, Шурик, до Михаила Борисовича ни на какой хромой козе не доскакать. Запомните на всякий случай.
Ну не может Микола утерпеть, когда бочку видит...
В гостях у «Русской стратегии» известный исследователь политических репрессий в СССР и советских органов госбезопасности, кандидат исторических наук, Алексей Георгиевич Тепляков. Признанный специалист в своей области, историк является членом редколлегии многотомной «Книги памяти жертв политических репрессии в Новосибирской области» и автором нескольких десятков научных работ, в том числе, книг «Непроницаемые недра»: ВЧК-ОГПУ в Сибири. 1918−1929 гг.» (М., 2007); «Процедура: Исполнение смертных приговоров в 1920—1930-х гг.» (М., 2007); «Машина террора: ОГПУ-НКВД Сибири в 1929—1941 гг.» (М., 2008); «Опричники Сталина» (М., 2009). В беседе с корреспондетом нашего сайта, севастопольским исследователем Дмитрием Соколовым, историк поделился своим мнением о революции 1917 г., красном и белом терроре, сталинских репрессиях конца 1930-х гг., военного и послевоенного времени. Уравнивание красного и белого террора – это досужее морализаторство, которое скрывает принципиальную разницу между большевиками и белыми и лишено научной перспективы. Первые считали террор не только универсальным инструментом решения всех проблем (военных, политических, экономических, идеологически), но и средством достижения однородности общества, избавленного от «эксплуататоров»; вторые – применяли террор для восстановления логичного и основанного на праве государственного порядка. Разумеется, были частые эпизоды, в которых насилие белых превосходило масштабы преступлений большевиков, которых в 1918–1919 гг. громили и нередко тщательно документировали многие совершённые ими дикие преступления. Мстили белые жестоко и это в основном зависело от позиции военных властей, которые легко, например, уничтожали военнопленных. Но затем белые предпринимали попытки (малоуспешные) включить военнопленных в свои силовые структуры, явно отказываясь от слепой мести. Огромное количество активных большевиков и эсеров было освобождено на поруки, под обещания исправиться и т.д. Здесь белая власть, напротив, часто демонстрировала непозволительную слабость своей государственности, которая только-только складывалась и была, конечно, деформирована преобладанием военной администрации. Мне ближе точка зрения об эксцессивно-истероидном характере белого террора, где много было от обычной для военных жестокости, которую, кстати, осуждала немалая часть антибольшевистского лагеря. В белой власти сохранялось много элементов правового государства, в красном же они практически отсутствовали. Грубо говоря, там, где белые вразумляли плетью и нагайкой, красные чаще использовали винтовки и пулемёты. Также принципиально важно, что красные всемерно раздували террор и много позже Гражданской войны, не в силах отказаться от этого удобного для них инструмента.Авторы и публицисты неосталинистского и левого толка, как правило, преуменьшают масштабы и число жертв репрессий в СССР. Для чего используют цифры, приведенные известным историком Виктором Земсковым. Насколько достоверной и исчерпывающей является данная информация?
- В.Н. Земсков первым издал уникальный статистический материал ВЧК-НКВД-МВД о репрессиях. Но источниковедом оказался посредственным, сильно занижая цифры подвергшихся преследованиям, слишком доверяя ведомственной статистике. Земсков именует всех осуждённых не по ст. 58 УК РСФРСР «уголовниками» (между тем из 16 млн. осуждённых с 1941 по 1956 гг. за нарушения трудовой дисциплины так называемых «указников» в лагеря попало не много ни мало 4 млн); называет резко преуменьшенные официальной статистикой цифры расстрелянных в 1933 и 1941 гг.; игнорирует громадную смертность в общих местах заключения Наркомата юстиции (домзаках, колониях) первой половины 30-х годов, «актирование» сотен тысяч заключённых лагерей, которые в большинстве своём умерли в заключении или сразу после освобождения. В его работах много и другой научной, а также политической тенденциозности, особенно в последней книге о репрессиях «Сталин и народ. Почему не было восстания».
Статистические сведения Отдела по подготовке ходатайств о помиловании при Президиуме Верховного Совета СССР о числе лиц, осужденных специальными судами СССР(военными трибуналами, транспортными и лагерными судами) и судебными органами союзных республик за период с 1940 г. по первую половину 1955 г.
29 декабря 1955 г.
Годы
Всего К высшей мере наказания В % от общего числа осужденных
К лишению свободы
В % от общего числа осужденных
К штрафам, ИТР и др. мерам наказания В % от общего числа осужденных
1940 3401703 3666 0,2 974266 28,6 2423771 71,2
1941 3098238 60921 2,0 1171605 37,8 1865712 60,2
1942 3405134 107542 3,2 1488931 43,7 1808661 53,1
1943 2893365 27644 1,0 1299407 44,9 1566314 54,1
1944 2841605 20868 0,7 1158841 40,8 1661896 58,5
1945 2543687 15575 0.6 899613 35,4 1628499 64,0
1946 2692541 9021 0,3 1097459 40,8 1586061 58,9
1947 2769748 3243 0,1 1499101 54,1 1267404 45,8
1948 2249809 - - 1132233 50,3 1117576 49,7
1949 2126558 - - 1027604 48,3 1098954 51,7
1950 1907485 1024 0,1 828447 43,4 1078014 56,5
1951 1536791 2051 0,1 672874 43,8 861866 56,1
1952 1541277 1557 0,1 667158 43,3 872562 56,6
1953 1196226 478 0,04 533270 44,6 662478 55,4
1954 1082708 1137 0,1 443554 41,0 638017 58,9
1955 542991 1054 0,2 214375 39,5 327562 60,3
Итого: 35829866 255781 0,7 15108738 42,2 20465347 57,1
Примечание:
1.В приведенные данные не включены(ввиду отсутствия статистических разработок) сведения о 4089 осужденных Военной коллегией Верховного Суда СССР за период с 1940 года по первую половину 1955 года.
2.Не включены также сведения об осужденных бывшим Особым совещанием при [НКВД-]МВД и [НКГБ-]МГБ СССР.
Зав. отделом И.Бабухин
ГА РФ. Ф. Р-7523. Оп. 89. Д. 4408. Л. 8-9.
числе репрессированных помимо органов ВЧК-ГПУ-НКВД-МГБ позволяет судить статистика, собранная Отделом по подготовке ходатайств о помиловании при Президиуме верховного совета СССР за 1940 – первую половину 1955 гг. («справка Бабухина»). Согласно этому документу, обычными судами, а также военными трибуналами, транспортными и лагерными судами за указанный период было осуждено 35 830 тыс. человек, в том числе 256 тыс. человек приговорено к расстрелу, 15 109 тыс. к лишению свободы и 20 465 тыс. человек к исправительно-трудовым работам и другим видам наказания. Здесь, понятно, речь идет обо всех видах преступлений. 1 074 тыс. человек (3,1%) были приговорены за контрреволюционные преступления – чуть меньше, чем за хулиганство (3,5%), и вдвое больше, чем за тяжелые уголовные преступления (бандитизм, убийство, разбой, грабеж, изнасилование вместе дают 1,5%). Осужденные за воинские преступления составили почти столько же, сколько осужденные по политическим статьям (1 074 тыс. или 3%), причем часть их, вероятно, можно считать политически репрессированными. Расхитители социалистической и личной собственности – включая сюда неизвестное число «несунов» - составили 16,9% осужденных или 6 028 тыс. 28,1% приходится на «другие преступления». Наказания за некоторые из них вполне могли носить характер репрессий – за самовольный захват колхозных земель (от 18 до 48 тысяч случаев в год между 1945 и 1955 гг.), сопротивление власти (по несколько тысяч случаев в год), нарушение крепостнического паспортного режима (от 9 до 50 тысяч случаев в год), невыполнение минимума трудодней (от 50 до 200 тысяч в год) и т.д. Наибольшую же группу составили наказания за самовольный уход с работы – 15 746 тыс. или 43,9%. При этом статистический сборник Верховного Суда 1958 г. говорит о 17 961 тыс. приговоренных по указам военного времени, из которых 22.9% или 4 113 тыс. были приговорены к лишению свободы, а остальные – к штрафам или ИТР. Впрочем, далеко не все приговоренные к небольшим срокам действительно доезжали до лагерей.
Итак, 1 074 тыс. осужденных за контрреволюционные преступления военными трибуналами и обычными судами. Правда, если сложить цифры Отдела судебной статистики Верховного Суда СССР («справка Хлебникова») и Управления военных трибуналов («справка Максимова») за тот же период, то получим 1 104 тыс. (952 тыс. осужденных военными трибуналами и 152 тыс. – обычными судами), но это, конечно же, не очень существенное расхождение. Кроме того, справка Хлебникова содержит указание на еще 23 тыс. осужденных в 1937-1939 гг. С учетом этого совокупный итог справок Хлебникова и Максимова дает 1 127 тыс. Правда, материалы статистического сборника Верховного Суда СССР позволяют говорить (если суммировать разные таблицы) то ли о 199 тыс., то ли о 211 тыс. осужденных обычными судами за контрреволюционные преступления за 1940–1955 гг. и соответственно о 325 или 337 тыс. за 1937-1955 гг., но и это далеко не меняет порядка цифр.
Имеющиеся данные не позволяют в точности определить, сколько из них было приговорено к расстрелу. Обычные суды по всем категориям дел выносили смертные приговоры сравнительно редко (как правило, несколько сот случаев в год, только для 1941 и 1942 гг. речь идет о нескольких тысячах). Даже длительные сроки заключения в большом количестве (в среднем по 40-50 тыс. в год) появляются только после 1947 г., когда ненадолго была отменена смертная казнь и ужесточены наказания за хищения социалистической собственности. О военных трибуналах данных нет, но предположительно по политическим делам они чаще прибегали к суровым наказаниям.
Эти данные показывают, что к 4 060 тыс. осужденных за контрреволюционные преступления органами ЧК-ГПУ-НКВД-МГБ за 1921-1953 гг. следует добавить либо 1 074 тыс. осужденных обычными судами и военными трибуналами за 1940-1955 гг. по справке Бабухина, либо 1 127 тыс. осужденных военными трибуналами и обычными судами (совокупный итог справок Хлебникова и Максимова), либо 952 тыс. осужденных за эти преступления военными трибуналами за 1940-1956 гг. плюс 325 (или 337) тыс. осужденных обычными судами за 1937-1956 гг. (по статистическому сборнику Верховного Суда). Это дает соответственно 5 134 тыс., 5 187 тыс., 5 277 тыс. или 5 290 тыс.
Однако обычные суды и военные трибуналы не сидели, сложа руки, соответственно до 1937 и 1940 гг. Так, были массовые аресты, например, в период коллективизации. Приводимые в «Истории сталинского Гулага» (т.1, с.608-645) и в «Истории Гулага» О.В. Хлевнюка (с.288-291 и 307-319) статистические данные, собранные в середине 50-х гг. не касаются (за исключением данных о репрессированных органами ЧК-ГПУ-НКВД-МГБ) этого периода. Между тем, О.В. Хлевнюк ссылается на хранящийся в ГАРФ документ, где укаывается (с оговоркой о неполноте данных) количество осужденных обычными судами РСФСР в 1930-1932 гг. – 3,400 тыс. человек. Для СССР в целом, по оценке Хлевнюка (c.303)., соответствующий показатель мог составить не менее 5 млн. Это дает приблизительно 1,7 млн. в год, что никак не уступает среднегодовому результату судов общей подсудности 40 - начала 50-х гг. (по 2 млн. в год – но следует учитывать рост численности населения).
Вероятно, количество осужденных за контрреволюционные преступления за весь период с 1921 по 1956 годы едва ли было многим меньше, чем 6 млн., из них едва ли многим меньше 1 млн. (а скорее больше) было приговорено к расстрелу.
Но наряду с 6 млн. «репрессированных в узком смысле слова» имелось немалое количество «репрессированных в широком смысле слова» - прежде всего, осужденных по неполитическим статьям. Невозможно сказать, сколько из 6 млн. «несунов» было осуждено по указам от 1932 и 1947 гг., и сколько из приблизительно 2-3 млн. дезертиров, «захватчиков» колхозных земель, не выполнивших норму трудодней и т.д. следует считать жертвами репрессий, т.е. наказанными несправедливо или несоразмерно тяжести преступления в силу террористического характера режима. Но 18 млн. осужденных по крепостническим указам 1940-1942 гг. все были репрессированными, пусть «только» 4,1 млн. из них были приговорены к лишению свободы и попали если не в колонию или в лагерь, то в тюрьму.
3.2. Население Гулага
К оценке количества репрессированных можно подойти и другим путем – через анализ «населения» Гулага. Принято считать, что в 20-е гг. заключенные по политическим мотивам исчислялись скорее тысячами или немногими десятками тысяч. Примерно столько же было и ссыльных. Годом создания «настоящего» Гулага стал 1929 г. После этого число заключенных быстро перевалило за сотню тысяч и к 1937 г. выросло приблизительно до миллиона. Опубликованные данные показывают, что с 1938 до 1947 гг. оно составляло, с некоторыми колебаниями, около 1,5 млн., а затем перевалило за 2 млн. и в начале 1950-х гг. составило около 2,5 млн. (включая колонии). Однако текучесть лагерного населения (вызванная многими причинами, включая высокую смертность) была весьма велика. Опираясь на анализ данных о поступлении и выбытии узников, Э. Бэкон предположил, что между 1929 и 1953 гг. через Гулаг (включая колонии) прошло около 18 млн. заключенных. К этому надо добавить содержащихся в тюрьмах, которых на каждый отдельный момент было около 200-300-400 тысяч (минимум 155 тыс. в январе 1944 г., максимум 488 тыс. в январе 1941 г.). Значительная часть из них в итоге, вероятно, попадала в Гулаг, но не все. Некоторые освобождались, другие же могли получать незначительные сроки заключения (например, большинство из 4,1 млн. человек, приговоренных к лишению свободы по указам военного времени), так что их не имело смысл направлять в лагеря и, возможно, даже в колонии. Поэтому, вероятно, цифру в 18 млн. следует несколько увеличить (но едва ли более, чем на 1-2 млн.).
Насколько надежна гулаговская статистика? Скорее всего, достаточно надежна, хотя велась она неаккуратно. Факторы, которые могли привести к грубым искажениям как в сторону преувеличения, так и в стороны преуменьшения, примерно уравновешивали друг друга, не говоря уже о том, что, за частичным исключением периода Большого террора, Москва серьезно относилась к экономической роли системы принудительного труда, отслеживала статистику и требовала сокращения весьма высокой смертности среди заключенных. Начальники лагерей должны были быть готовы к проверкам отчетности. Их интерес, с одной стороны, состоял в том, чтобы занизить показатели смертности и побегов, а с другой – не слишком завысить общий контингент, чтобы не получить невыполнимых производственных планов.
Какой процент заключенных может считаться «политическими», как де юре, так и де факто? Э. Эпплбаум по этому поводу пишет: «Хотя действительно миллионы людей были осуждены по уголовным статьям, я не верю, что сколько-нибудь значительную часть от общего числа составляли преступники в каком-либо нормальном смысле слова» (с.539). Поэтому она считает возможным говорить обо всех 18 миллионах как о жертвах репрессий. Но, вероятно, картина все же была более сложной.
Таблица данных о числе заключенных Гулага, приводимая В.Н. Земсковым, дает широкое разнообразие процента «политических» от общего числа заключенных в лагерях. Минимальные показатели (12,6 и 12,8%) относятся у 1936 и 1937 гг., когда волна жертв Большого террора просто не успела докатиться до лагерей. К 1939 г. этот показатель возрос до 34,5%, затем несколько снизился, и с 1943 г. снова стал расти, чтобы достигнуть апогея в 1946 г. (59,2%) и вновь снизиться до 26,9% в 1953 г. Весьма существенно колебался и процент политических заключенных в колониях. Обращает на себя внимание тот факт, что наиболее высокие показатели процента «политических» приходятся на военные и особенно первые послевоенные годы, когда Гулаг несколько обезлюдел в силу особо высокой смертности заключенных, их отправки на фронт и некоторой временной «либерализации» режима. В «полнокровном» Гулаге начала 50-х гг. доля «политических» составляла от четверти до трети.
Если перейти к абсолютным показателям, то обычно политических заключенных было около 400-450 тыс. в лагерях плюс несколько десятков тысяч в колониях. Так было в конце 30 – начале 40-х гг. и вновь в конце 40-х. В начале 50-х численность политических равнялась скорее 450-500 тыс. в лагерях плюс 50-100 тыс. в колониях. В середине 30-х гг. в еще не набравшем силу Гулаге было около 100 тыс. политических заключенных в год, в середине 40-х гг. – около 300 тыс. По данным В.Н. Земскова, по состоянию на 1 января 1951 г. в Гулаге находилось 2 528 тыс. заключенных (в том числе 1 524 тыс. в лагерях и 994 тыс. в колониях). Их них 580 тыс. было «политических» и 1 948 тыс. «уголовных». Если экстраполировать эту пропорцию, то из 18 млн. заключенных Гулага политическими было едва ли более 5 млн.
Но и этот вывод был бы упрощением: ведь часть уголовных все-таки были де факто политическими. Так, среди 1 948 тыс. заключенных, осужденных по уголовным статьям, 778 тыс. были осуждены за хищения социалистической собственности (в огромном большинстве – 637 тыс. - по Указу от 4 июня 1947 г., плюс 72 тыс. – по Декрету от 7 августа 1932 г.), а также за нарушения паспортного режима (41 тыс.), дезертирство (39 тыс.), незаконный переход границы (2 тыс.) и самовольный уход с места работы (26,5 тыс.). В дополнение к этому в конце 30 – начале 40-х гг. обычно имелось около одного процента «членов семей изменников родины» (к 50-м гг. в Гулаге их осталось всего несколько сот человек) и от 8% (в 1934 г.) до 21,7% (в 1939 г.) «социально вредных и социально опасных элементов» (к 50-м гг. их почти не осталось). Все они официально не включались в число репрессированных по политическим статьям. Полтора-два процента заключенных отбывали лагерный срок за нарушение паспортного режима. Осужденные за кражу социалистической собственности, доля которых в населении Гулага составляла 18,3% в 1934 г. и 14,2% в 1936 г., сократилась до 2-3% к концу 30-х гг., что уместно связать с особой ролью преследований «несунов» в середине 30-х гг. Если допустить, что абсолютное количество краж на протяжении 30-х гг. резко не изменилось, и если учесть, что общее количество заключенных к концу 30-х гг. выросло приблизительно втрое по сравнению с 1934 г. и в полтора раза по сравнению с 1936 г., то, возможно, есть основания предположить, что жертв репрессий среди расхитителей социалистической собственности было не менее двух третей.
Если суммировать количество политических заключенных де юре, членов их семей, социально вредных и социально опасных элементов, нарушителей паспортного режима и две трети расхитителей социалистической собственности, то получится, что не менее трети, а иногда свыше половины населения Гулага была фактически политическими заключенными. Э. Эпплбаум права, что «настоящих преступников», а именно осужденных за тяжкие уголовные преступления типа разбоя и убийств, было не так уж много (в разные годы 2-3%), но все же в целом едва ли менее половины заключенных не могут считаться политическими.
Итак, грубая пропорция политических и не политических заключенных в Гулаге – примерно пятьдесят на пятьдесят, причем из числа политических примерно половину или чуть больше (то есть приблизительно четверть или чуть больше от общего количества заключенных) составляли политические де юре, и половину или чуть меньше – политические де факто.
Всего репрессированных было…
К 11-13 млн. расстрелянных и заключенных в тюрьмы и лагеря следует добавить:
- около 6-7 млн. спецпереселенцев, включая сюда более 2 миллионов «кулаков», а также «подозрительные» этнические группы и целые народы (немцы, крымские татары, чеченцы, ингуши и т.д.), равно как и сотни тысяч «социально чуждых», высланных с захваченных в 1939-1940 гг. территорий и т.д. [6];
- около 6-7 млн. крестьян, погибших в результате искусственно организованного голода начала 30-х гг.;
- около 2-3 млн. крестьян, покинувших свои деревни в ожидании раскулачивания, нередко деклассированных или в лучшем случае активно включившихся в «строительство коммунизма»; количество погибших среди них неизвестно (O.V. Khlevniuk. С.304);
- 14 миллионов получивших приговоры к ИТР и штрафам по указам военного времени, а также большинство из тех 4 млн., которые по этим указам получили небольшие сроки заключения, предположительно отбыли их в тюрьмах и поэтому не были учтены в статистике населения Гулага; в целом эта категория, вероятно, добавляет не менее 17 млн. жертв репрессий;
- несколько сот тысяч арестованных по политическим обвинениям, однако по разным причинам оправданных и не арестовывавшихся впоследствии;
- до полумиллиона военнослужащих, попавших в плен и после освобождения прошедших через фильтрационные лагеря НКВД (но не осужденных);
- несколько сот тысяч административно ссыльных, часть которых была впоследствии арестована, но далеко не все (O.V. Khlevniuk. С.306).
Если последние три категории вместе взятые оценить приблизительно в 1 млн. человек, то общее количество хотя бы приблизительно учитываемых жертв террора составит для периода 1921-1955 гг. 43-48 млн. человек. Однако это не все.
Красный террор начался не в 1921 г., да и закончился не в 1955. Правда, после 1955 г. он был сравнительно вялотекущим (по советским масштабам), но все-таки количество пострадавших от политических репрессий (подавления массовых беспорядков, борьбы с инакомыслящими и т.д.) после ХХ съезда исчисляется пятизначной цифрой. Наиболее значительная волна постсталинских репрессий имела место в 1956-69 гг. Период революции и гражданской войны был менее «вегетарианским». Сколько-нибудь точных цифр здесь не существует, однако предполагается, что речь едва ли может идти о менее чем одном миллионе жертв – считая погибших и репрессированных в ходе подавления многочисленных народных восстаний против советской власти, но не считая, разумеется, вынужденных эмигрантов. Вынужденная эмиграция, впрочем, имела место и после Второй мировой войны, и в каждом случае она исчислялась семизначной цифрой.
Но и это не все. Не поддается сколько-нибудь точному учету число людей, потерявших работу и ставших изгоями, но счастливо избежавших худшей участи, равно как и людей, мир которых обрушился в день (или чаще в ночь) ареста близкого человека. Но «не поддается учету» вовсе не означает, что таковых не было. К тому же по поводу последней категории можно высказать некоторые соображения. Если количество репрессированных по политическим статьям оценить в 6 млн. человек и если считать, что лишь в меньшинстве семей был расстрелян или попал в заключение более чем один человек (так, доля «членов семьи изменников родины» в населении Гулага, как мы уже отмечали, не превышала 1%, в то время как долю самих «изменников» мы приблизительно оценили в 25%), то речь должна идти еще о нескольких миллионах пострадавших.
В связи с оценкой количества жертв репрессий следует остановиться и на вопросе о погибших во время Второй мировой войны. Дело в том, что эти категории отчасти перекрещиваются: речь прежде всего идет о людях, погибших в ходе боевых действий в результате террористической политики советской власти. Те, кто был осужден органами военной юстиции, уже учтены в нашей статистике, но были и такие, которых командиры всех рангов приказывали расстрелять без суда или даже лично расстреливали, исходя из своего понимания военной дисциплины. Примеры, вероятно, известны всем, а количественных оценок здесь не существует. Мы здесь не затрагиваем проблему оправданности чисто военных потерь – бессмысленные лобовые атаки, до которых были охочи многие прославленные полководцы сталинского розлива, тоже были, конечно, проявлением полного пренебрежения государства к жизни граждан, однако учитывать их последствия, естественно, приходится по разряду военных потерь.
Общее число жертв террора за годы советской власти можно, таким образом, приблизительно оценить в 50-55 млн. человек. Огромное большинство из них приходится, естественно, на период до 1953 г. Поэтому если бывший председатель КГБ СССР В.А. Крючков, с которым солидаризировался В.Н. Земсков, не слишком (всего на 30%, в сторону занижения, разумеется) искажал данные о количестве арестованных в период Большого террора, то в общей оценке масштаба репрессий А.И. Солженицын был, увы, ближе к истине.
Кстати, интересно, почему В.А. Крючков говорил о миллионе, а не о полутора миллионах репрессированных в 1937-1938 гг.? Может быть, он не столько боролся за улучшение показателей террора в свете перестройки, сколько просто разделял вышеупомянутую «экспертную оценку» анонимного читателя «справки Павлова», убежденного, что 30% «политических» на самом деле уголовники?
Выше мы сказали, что количество расстрелянных составило едва ли меньше миллиона человек. Однако если говорить о погибших в результате террора, то мы получим иную цифру: смерть в лагерях (не менее полумиллиона только за 1930-е гг. – см. O.V. Khlevniuk. С. 327) и на пересылке (что не поддается исчислению), гибель под пытками, самоубийства ожидавших ареста, гибель спецпереселенцев от голода и болезней как в местах поселений (где в 1930-е гг. погибло около 600 тыс. кулаков - см. O.V. Khlevniuk. С.327), так и на пути к ним, расстрелы «паникеров» и «дезертиров» без суда и следствия, наконец, гибель миллионов крестьян в результате спровоцированного голода, - все это дает цифру едва ли меньшую, чем 10 млн. человек. «Формальные» репрессии были лишь надводной частью айсберга террористической политики советской власти.
Некоторые читатели – и, конечно же, историки – задаются вопросом, какой процент населения составили жертвы репрессий. О.В. Хлевнюк в указанной выше книге (С.304) применительно к 30-м гг. говорит о том, что среди взрослого населения страны пострадал каждый шестой. Однако он исходит из оценки общей численности населения по переписи 1937 г., не учитывая того факта, что общее количество людей, проживавших в стране на протяжении десяти лет (и тем более на протяжении всего почти более чем тридцатипятилетнего периода массовых репрессий с 1917 по 1953 гг.) было большим, чем количество проживавших в ней на каждый отдельный момент.
Как можно оценить совокупное население страны в 1917-1953 гг.? То, что сталинские переписи населения не вполне надежны, хорошо известно. Тем не менее, для нашей цели – приблизительной оценки масштаба репрессий – они служат достаточным ориентиром. Перепись 1937 г. дает цифру 160 млн. Вероятно, эту цифру можно принять за «среднее» население страны в 1917-1953 гг. 20-е – первая половина 30-х гг. характеризовались «естественным» демографическим ростом, существенно превышавшим потери в результате войн, голода и репрессий. После 1937 г. рост также имел место, в том числе и за счет присоединения в 1939-1940 гг. территорий с населением в 23 млн. человек, однако репрессии, массовая эмиграция и военные потери в большей степени уравновешивали его.
Для того, чтобы перейти от «среднего» числа единовременно проживавших в стране к общему числу проживавших в ней за определенный период, необходимо добавить к первому числу среднегодовой показатель рождаемости, помноженный на количество составляющих этот период лет. Уровень рождаемости, что и понятно, варьировал весьма значительно. В условиях традиционного демографического режима (характеризующегося преобладанием многодетных семей) он обычно составляет 4% в год от общего числа населения. Большинство населения СССР (Средняя Азия, Кавказ, да и собственно российская деревня) жили еще в значительной степени в условиях такого режима. Однако в некоторые периоды (годы войн, коллективизации, голода) даже для этих районов показатель рождаемости должен был быть несколько ниже. В годы войны он составлял около 2% в среднем по стране. Если оценить его в 3-3,5% в среднем по периоду и умножить на количество лет (35), то получится, что средний «единовременный» показатель (160 млн.) надо увеличить в два с небольшим раза. Это дает около 350 млн. Иными словами, за период массовых репрессий с 1917 по 1953 гг. от террора пострадал каждый седьмой житель страны, включая несовершеннолетних (50 из 350 млн.). Если совершеннолетние составляли менее двух третей от общего населения (100 из 160 млн., по переписи 1937 г.), а среди 50 млн. учтенных нами пострадавших от репрессий их было «всего» нескольких миллионов, то получается, что по крайней мере каждый пятый взрослый был жертвой террористического режима.
4. Что все это значит сегодня?
Нельзя сказать, что сограждане плохо информированы о массовых репрессиях в СССР. Ответы на вопрос нашей анкеты о том, как можно оценить количество репрессированных, распределились так:
меньше 1 млн. человек – 5,9%
от 1 до 10 млн. человек – 21,5%
от 10 до 30 млн. человек – 29,4%
от 30 до 50 млн. человек – 12,4%
свыше 50 млн. человек – 5,9%
затрудняюсь ответить – 24,8%
Как видим, большинство респондентов не сомневаются в том, что репрессии были масштабными. Правда, каждый четвертый респондент склонен искать объективные причины репрессий. Это, конечно, не значит, что такие респонденты готовы снять всякую ответственность с палачей. Но вряд ли они готовы и однозначно осудить этих последних.
В современном российском историческом сознании весьма заметно стремление к «объективному» подходу к прошлому. Это не обязательно плохо, однако слово «объективный» мы не случайно взяли в кавычки. Дело не в том, что полная объективность едва ли достижима в принципе, а в том, что призыв к ней может означать весьма разные вещи – от честного желания добросовестного исследователя – и любого заинтересованного человека – разобраться в том сложном и противоречивом процессе, который мы называем историей, до раздраженной реакции посаженного на нефтяную иглу обывателя на любые попытки смутить его душевный покой и заставить задуматься о том, что в наследство ему достались не только обеспечивающие его – увы, непрочное – благополучие ценные ископаемые, но и нерешенные политические, культурные и психологические проблемы, порожденные семидесятилетним опытом «бесконечного террора», его собственная душа, заглянуть в которую он опасается – возможно, не без оснований. И, наконец, призыв к объективности может скрывать трезвый расчет правящих элит, которые осознают свою генетическую связь с советскими элитами и вовсе не склонны «позволить низам подряд всем заниматься критиканством».
Возможно, не случайно, что фраза из нашей статьи, вызвавшая негодование читателей, касается не просто оценки репрессий, но оценки репрессий в сопоставлении с войной. Миф о «Великой Отечественной войне» в последние годы, как некогда в эпоху Брежнева, вновь стал главным объединительным мифом нации. Однако по своему генезису и функциям этот миф в значительной степени является «заградительным мифом», пытающимся подменить трагическую память о репрессиях столь же трагической, но все-таки отчасти и героической памятью о «всенародном подвиге». Мы не будем здесь вдаваться в обсуждение памяти о войне[7]. Подчеркнем только, что война не в последнюю очередь являлась звеном в цепи преступлений, совершенных советской властью против собственного народа, каковой аспект проблемы почти совершенно затемнен сегодня «объединительной» ролью мифа о войне.
Многие историки считают, что нашему обществу необходима «клиотерапия», которая избавит его от комплекса неполноценности и убедит его в том, что «Россия – нормальная страна». Такой опыт «нормализации истории» - отнюдь не уникально-российская попытка создать наследникам террористического режима «позитивный образ себя». Так, в Германии предпринимались попытки доказать, что фашизм надо рассматривать «в его эпохе» и в сравнении с другими тоталитарными режимами, чтобы показать относительность «национальной вины» немцев, - как если бы тот факт, что убийц больше одного, оправдывал их. В Германии, однако, такую позицию занимает значительное меньшинство общественного мнения, тогда как в России она за последние годы стала преобладающей. Назвать Гитлера в числе симпатичных деятелей прошлого в Германии решатся единицы, в то время как в России, по данным нашего опроса, каждый десятый респондент называет Сталина в числе симпатичных ему исторических персонажей, и 34,7% считает, что он сыграл положительную или скорее положительную роль в истории страны (и еще 23,7% находят, что «сегодня трудно дать однозначную оценку»). О близких – и даже еще более положительных – оценках соотечественниками роли Сталина говорят другие опросы последнего времени.
Российская историческая память сегодня отворачивается от репрессий – но это, увы, вовсе не означает, что «прошлое прошло». Структуры российской повседневности в немалой мере воспроизводят формы социальных отношений, поведения и сознания, пришедшие из имперского и советского прошлого. Это, похоже, не по душе большинству респондентов: все более и более проникающиеся гордостью за свое прошлое, они достаточно критически воспринимают настоящее. Так, на вопрос нашей анкеты, уступает ли современная Россия Западу по уровню культуры или превосходит его, второй вариант ответа выбрали только 9,4%, тогда как аналогичный показатель для всех предшествующих исторических эпох (включая Московскую Русь советский период) колеблется от 20 до 40%. Сограждане, вероятно, не дают себе труда задуматься о том, что «золотой век сталинизма», равно как и последующий, пусть несколько более блеклый период советской истории, может иметь какое-то отношение к тому, что их не устраивает в нашем обществе сегодня. Обратиться к советскому прошлому, чтобы преодолеть его, можно лишь при условии, что мы готовы увидеть следы этого прошлого в самих себе и признать себя наследниками не только славных деяний, но и преступлений предков.
Подведем некоторые итоги по цифрам: 3,8 млн осужденных по контрреволюционной статье, 0,7 млн приговоренных к смертной казни, 4 млн подвергшихся раскулачиванию. Примерно половина из них направлена на спецпоселение либо в лагеря, остальные просто лишены имущества с запретом жить в их населенном пункте, но без ссылки в Сибирь. Еще примерно полтора миллиона депортированных калмыков, чеченцев, балкарцев, греков, латышей и т.д. Таким образом, напрямую по политическим мотивам пострадали около 9,3 млн жителей СССР. При этом не учитываются жертвы красного террора времен Гражданской войны, поскольку точное их количество никто не установил из-за особенностей самого террора.
Если же прибавить еще и косвенный ущерб, например, голод, вызванный продразверсткой 1921-22, – около 5 миллионов человек, вызванный коллективизацией голод 1932 года – от 3 до 7 миллионов жертв у разных исследователей, прибавить людей, вынужденных все бросить и спасаться бегством от большевиков в эмиграцию, –1,5-3 миллиона человек после Гражданской войны (по данным Поляна «Эмиграция: кто и когда в XX веке покидал Россию») плюс 0,5 млн после Второй мировой войны, то получается цифра в 19,3 – 24,8 млн человек, так или иначе пострадавших от действий большевиков.
В эту цифру не входят люди, осужденные по крайне жесткому уголовному законодательству сталинских времен («закон о трех колосках», уголовная ответственность за опоздание на работу или прогул), которые позже были сочтены чрезмерными даже по сталинским меркам и наказание осужденным по которым было смягчено (например, по тем же «трем колоскам»). Это еще сотни тысяч человек.
В любом случае не совсем понятна радость сталинистов. Если бы Земсков доказал, что жертв вообще не было, это можно было бы понять, но он всего лишь скорректировал цифры по жертвам репрессий, а сталинисты празднуют эту коррекцию как победу. Как будто что-то изменилось от того, что при Сталине расстреляли не миллион, а 700 тысяч человек. Для сравнения, при фашизме в Италии – да-да, том самом ФАШИЗМЕ, с которым до сих пор борется РФ, – за все время правления Муссолини были осуждены по политическим делам 4,5 тысячи человек. Причем репрессии там начались после уличных боев с коммунистами и только за один 1926 год на Муссолини было совершено 5 (!) покушений. При всем при этом главным наказанием стало не тюремное заключение, а ссылка. Например, лидер итальянских коммунистов Бордига был отправлен в ссылку на три года, после чего спокойно жил в Италии и не подвергался преследованиям. Грамши приговорили к 20 годам, но позднее сократили срок до 9 лет, причем он не на Крайнем Севере ломом вечную мерзлоту долбил, а писал в тюрьме книги. Все свои работы Грамши написал, как раз находясь в заключении. Пальмиро Тольятти провел несколько лет в ссылке, после чего спокойно уехал во Францию, а оттуда в СССР. Смертная казнь в Италии применялась, но только за убийства или политический террор. Всего при Муссолини казнили 9 человек за 20 лет его пребывания у власти.
Только вдумайтесь, в каком сломанном мире мы живем, если государство до сих пор сражается с трупом фашизма, убившим за 20 лет 9 человек, и при этом открыто прославляет диктатора, при котором только за два года убили более 600 тысяч граждан СССР, не считая косвенных жертв сталинской политики!
Источник: http://sputnikipogrom.com/ussr/repression/34901/the-final-breakdown/