В 2011 году меня через интернет нашел ее племянник Юрий Георгиевич Лавров, мой двоюродный дядя. Он издал сборник «Зов тех болот», основанный на воспоминаниях. Юрий Георгиевич рассказал: Львовка давно расселена, все переехали «на Большую землю», но дома сохранились. Тогда я впервые открыла карту, нашла маленькую Львовку среди огромного зелено-бурого пятна — Васюганского болота в окружении тайги — и подумала: «Никогда туда не попасть».

«Обязательно попадем!» — написала в начале 2020 года журналист томского издания «ТВ2» Юлия Корнева — автор спецпроекта об исчезающих народах, деревнях и дорогах «Уходящая натура». Вместе с оператором Александром Сакаловым они не раз забирались в отдаленные поселки по бездорожью. Моя цель стала реальной. А когда за организацию экспедиции и составление маршрута взялся томский джипер, автор Telegram-канала о путешествиях Geography Trophy Алексей Гапонов, сомнений не осталось: едем! Вместе с нами в команду экспедиции вошли также видеоблогер Константин Иващенко, джипер и специалист по ремонту Олег Готман и водитель Александр Чепелев.

ТВ2 объявило краудфандинг, на зов о помощи люди собрали более 85 тыс. руб. — на горючее для грузовика и вездеходов, на мой самолет до Томска и обратно.
Мы выехали из Томска на джипе с прицепом, грузовик следом за нами вез три вездехода. Первую ночь планировали провести в пограничном с тайгой поселке Остяцк Новосибирской области, затем пересесть на вездеходы и отправиться за 80 км по Васюганскому болоту во Львовку. Но грузовик сломался, пришлось заночевать в Барабинске. Здесь журналисты отсняли кадры с железнодорожного вокзала. Когда-то, много лет назад, на этом вокзале наряд милиции остановил спешившего к семье во Львовку моего прадеда Ивана Лаврова. Сейчас это крупная станция с десятками действующих и запасных путей, напротив входа нарисовано черно-белое граффити с портретом Сергея Бодрова и подписью: «Сила в правде».

В Остяцке мы оказались на день позже. Там водители проверили вездеходы — все исправно. И мы двинули в тайгу — до Львовки нам нужно было преодолеть по бездорожью около 80 км. При удачном раскладе мы рассчитывали за день преодолеть болото и переночевать во Львовке. Настрой был боевой. В моем дорожном рюкзачке лежала книга Юрия Лаврова с карандашными пометками. Время от времени я доставала брошюру и перечитывала уже почти наизусть запомнившиеся мне фрагменты.

С 1930 по 1950 годы на Васюганское болото и прилегающие к нему территории в Томской области было сослано на спецпоселения более 300 тыс. крестьянских семей. Кулаки должны были освоить труднодоступные территории: выкорчевать таежные участки под поля и создать процветающие колхозы. Одним из таких спецпоселений стала деревня Львовка Парабельского района Томской области — в ней к 1938 году, по отчетам Шерстобитовской комендатуры НКВД, жила 91 семья — всего 409 человек. Среди них оказалась семья Лавровых.

Мой прадед Иван Мартемьянович Лавров родился при царском режиме в омской деревне Котино. Жил неплохо: побатрачив пару лет на соседа, заработал на корову, коня и телегу. Моя бабушка Анастасия, его дочка, описывала его как высокого и крепкого мужика с бородой, похожего на Льва Толстого.

В 20 лет Иван женился на батрачке Домне Ефимовне, и к 1914 году в их хозяйстве были свой дом, три коровы, два коня, два десятка овец. Прабабка была строгой, из староверов. В начале Первой мировой Ивану пришлось отправиться служить в Петроград, но его отпустили домой как отца пятерых несовершеннолетних детей. А всего у них родилось 13 детей.

К 1920 году до Сибири дошли новые правила жизни при власти Советов, и Лавров, по его словам, пересказанным в книге внука, с тех пор «не жил, а только переживал». С началом продразверстки, когда у крестьян выгребали из амбаров буквально все продуктовые запасы, по Сибири прокатилось Ишимское восстание. Иван решил вместе с мужиками пойти с вилами на «прислужников Антихриста» — новую власть. И из-за этого чуть не погиб. После первых же пулеметных очередей со стороны красноармейцев защитники веры и частных хозяйств разбежались, за попытку противостояния их приговорили к расстрелу.

— Пришли за дедом и сообщили, что он подлежит расстрелу на месте. Подручный командира предложил хотя бы вывести приговоренного из дома, чтобы детей не пугать. Вывели. А мимо проходил какой-то начальник — он знал Ивана: «За что ставить к стенке этого тупицу, он, кроме как робить, вообще ничего в жизни не знает». Мол, по недоумию ввязался в сопротивление. И деда отпустили, — рассказал о том событии Юрий Лавров. Мы встретились с ним в томском музее НКВД. 73-летний внук Ивана Лаврова многие годы по крупицам собирал информацию о нашей семье, которая чудом пережила годы сталинского режима.

В 1930 году Лавровых признали кулаками второй категории («контрреволюционным активом из наиболее богатых кулаков»), лишили избирательных прав, а на следующий год сослали в Нарымский край. «За эксплуатацию постоянной наемной силы сельскохозяйственными машинами под обработку молотилки и косилки», — так звучал приговор, архивную справку о котором внук Ивана получил в 2018 году.

Наемных рабочих у Лавровых никогда не было, глава семьи с сыновьями справлялись сами. Взятую в кредит технику вместе со всеми продзапасами и скотиной отобрали, оставили лишь пуд зерна, который отстояла Домна. Она была беременна последней дочерью Клавдией и закрыла собой мешок с зерном, выставив вперед живот: «Коли, но мешок не дам, все равно без муки пропадем!» Солдат отступил.

К тому времени старшие дети уже не жили в родительском доме, и их не тронули.

«А которы поменьше, побросали их в короб, лохмотьями прикрыли и на ссылку повезли. День везут, два везут, а куда — неизвестно. Вот и неделя в дороге прошла, и прибыли мы в город Тару [по пути в Тару умерла от голода младшая Клавдия, ее похоронили по пути обоза тут же, в снегу]. Поселили нас в какой-то подвал, и живем мы тут припеваючи. Жана потихонечку: „Ох-ох“, а ребятишки во все горло: „Ись хочу!“ А где это „ись“ взять, не ихнее это дело. Два дня „спевку“ проводили, на третий жана пошла по городу, но с другой уже песней: „Подайте милостинку, Христа ради!“ Каменное серсо и то бы разорвалось, а как мое выдюжило, понятия не имею», — позже расскажет об этом «привале» Иван. Он нанялся на работу, вскоре у семьи появился не только хлеб, но и калачи.

Здесь их ссылка могла бы и закончиться, поскольку никакой охраны у спецпереселенцев не было, а местные мужики отказывались давать лошадей и сопровождать их за Васюганское болото. Разные ходили слухи: что люди «топнут» в болоте, что ссыльные убивают добровольных конвоиров, а есть в дороге совсем нечего, и приходится питаться околевшими от голода лошадьми.

Иван с семьей вернулся в Котино, но председатель колхоза сдал его, и за Лавровыми пришли снова. Тогда Иван «подался в бега» — решил, что, если откажется от семьи, одинокую мать пожалеют. Но хитрость не удалась. В 1930 году Домну с восемью детьми отправили на спецпоселение. Сын Костя умер в родном доме в Котине — он испугался во время ареста и спрятался, матери не дали времени на поиски. Есть ребенку было нечего, на глаза соседям он побоялся показаться.

Домну сначала везли в вагоне для скота в Томск, потом через Барабинск и Каинск (с 1935 года переименован в Куйбышев) в Ургуль, откуда через шесть дней, зимой 1931 года, привезли во Львовку. Зимой дорогу через болото можно было бы назвать легкой, если бы не сибирские морозы и голод.

Беглый Иван отправился на заработки на строительство торгового поста на Тазовской губе в Ледовитом океане. Он был неграмотен, попросил мужиков списаться со старшими детьми. От них узнал, что семья находится на спецпоселении в деревне Львовке в бедственном положении.

Иван собрал заработанное и поехал спасать семью. На поезде добрался до станции в Барабинске. И тут наряд милиции задержал его из-за мешков, набитых пушниной и другим добром. Его обвинили в спекуляции и приговорили к трем годам заключения — отправили в Дальлаг, строить Комсомольск-на-Амуре. Иван освободился досрочно через два года и вернулся в Барабинск. Там нашел попутчика, которому тоже нужно было попасть во Львовку.

— Ох не то вы время для поездки выбрали! — предостерегла нас глава Остяцкого сельсовета Людмила Лаврова, однофамилица моего прадеда. — Либо надо было в конце августа, по теплу, либо по зимнику — наши мужики туда рыбачить ездят. Не доезжая до Львовки был охотничий домик, его летом спалили, а банька осталась. Там можно было бы и переночевать. Или в самой Львовке — дома-то там целые.

Мы ехали из Остяцка дорогой, где когда-то шли мои предки, на современной технике, с теплыми спальниками и непромокаемыми палатками, со спутниковой картой, с большим запасом еды, ружьем и бензогенератором. Если бы мы не вернулись в оговоренный срок, на поиски за нами отправили бы отряд спасателей. Моего деда никто бы искать не кинулся. Он много дней шел со случайным попутчиком из деревни Горемычки по такому же месиву, расставляя вешки, чтобы, если что, не сгинуть в болоте и вернуться назад.

Почти сразу же на дороге через болото нам начали попадаться буреломы и канавы, в которые вездеходы проваливались до середины колеса. Нас окатывало брызгами из вонючих застоявшихся луж и хлестало ветками. На коротких остановках тишина была такой, о которой говорят «звенящая». Мобильные телефоны молчат — связи нет.

Казалось, что еще совсем немного, мы найдем наезженную охотниками тропу и окажемся в призрачной Львовке. Но через пару часов мы выехали лишь к деревне Горемычке, на месте которой уже давно стоят огромные печи для производства угля.

Проехали еще километров пять — стало стремительно темнеть. Остановились на ночевку: поставили палатки, поужинали. Здесь же выяснилось, что сломался один из трех вездеходов, его решили оставить на пару дней под присмотром Александра Чепелева.

— Вот прямо отсюда, если я поеду один, без груза, через пару часов буду во Львовке! — смело заявил Алексей Гапонов и пошел спать. Через день мы со смехом вспоминали эти его слова.

В палатке при свете фонарика перечитываю воспоминания прадеда о том, как он шел через болото.

Утром мы выдвинулись в болото. Пейзаж резко поменялся: деревья сменились карликовой порослью, вездеходы пошли мягче. Проехали километров пять и остановились для съемок. Сначала было весело: скакали с кочки на кочку, ложились на толстый сухой слой болотного мха, как на перину. Скоро пошел первый в Сибири снег. Ветер подул со всех сторон сразу. Расселись по местам, и… Второй вездеход еле завелся и почему-то решил ехать задом наперед.

Мы остались с одним вездеходом. Цель, кажется, так близка. Но команда взвесила все риски и решила вернуться. А прадед дошел.

Львовка и до сих пор могла бы существовать, если б не нужда: по словам Юрия Лаврова, недалеко тянули линии электропередачи, но то ли деньги закончились, то ли программу свернули — во Львовку свет не дали. Люди не хотели покидать обжитое за 70 лет место, но пришлось. Уезжали налегке, громоздкую мебель и сельхозмашины по бездорожью было не вывезти. Львовка опустела в 2005 году.

Учитель технологии из Остяцка Геннадий Сурков, который ездил в те места несколько лет назад на рыбалку, вспоминает:

— Первое впечатление такое, будто людей оттуда вывезли внезапно. Дома стоят, улица такая же, как вот эта. Стекла в домах, замки висят! Комбайны новые… Одна семья оставалась в пустой деревне, держала скот, рыбу ловила. Но потом выехала: медведь скот задрал. Теперь-то уж там все поразграбили немного.

Иногда по зимнику туда ездят старожилы. Дома с обвалившимися крышами, заржавевшая техника, сгнившие заборы и заросшее кладбище — фото и видео такой Львовки можно найти в интернете. От дома Ивана Лаврова ничего не осталось: после его смерти дом пришел в негодность, сын Георгий разобрал его на дрова. От дома самого Георгия остался сруб без крыши. Юрий Георгиевич уверен, что должен остаться след от землянки, в которой до возвращения Ивана жила Домна с детьми.

— Годов до 1980-х от землянки оставалась яма со сгнившими балками, куда ей теперь деться — яма она и есть яма. Из этой землянки твоя прабабка ходила добывать пропитание детям, твоя бабушка и мой отец ходили в школу, — рассказывает дядя. — Отца, когда он был в четвертом классе, отчислили. Учительница дала поручение написать плакат «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!», он написал: «Спасибо Сталину-отцу, что мы живем на ссылке. Летом колбу мы едим, а зимой опилки!» — и глаза «отцу» на портрете выколол.

Иван потом долго благодарил бога за то, что директор не донес в комендатуру.

После встречи с семьей 54-летнему Ивану пришлось работать больше прежнего. Он вступил в артель, после работы строил избу с баней — лес таскал из тайги на санках. Через три года семья снова зажила в достатке: в хозяйстве были корова и свиньи, хороший урожай картошки. Заметив такое картофельное изобилие, местная власть рабочих и крестьян тут же построила крахмальный завод. Для выполнения и перевыполнения плана картошку в личных подсобных хозяйствах отбирали так: «Ишшо не успеешь посадить, а оне уже подсшитали, сколько соток и сколько сентнеров ты должен сдать». Но Иван нашел выход: распахал в лесу тайную делянку, и картошка не исчезла с обеденного стола Лавровых. Ранним утром ловил и сушил рыбу, ставил ловушки на птиц. Удивлялся, что рыбы можно наловить сколько угодно и ее никто не отберет. Нормы сдачи государству зерна, молока, мяса и шкур были таковы, что крестьянам ничего не оставалось. «Вырастишь какую скотину, продашь государству и деньги ему же отдашь взаймы на 40 лет», — рассказывал сыну Иван. Но подавалось это так, словно крестьяне с радостью отдавали последнее.

В 1947 году «лишенцам» вернули право голоса и свободного передвижения по стране, но Лавровы остались во Львовке: Иван уже был не в силах в четвертый раз возрождать хозяйство. Он умер 7 июля 1958 года, во Львовке и похоронен. Георгий поставил на могиле отца крест — единственный металлический на всем львовском кладбище. По этому кресту я и надеялась найти могилу.

Местные в разговоре ни разу не сказали «Васюганское болото», они говорят просто «Болото» — с уважением, как будто с большой буквы. Они знают его особенности и уважают их. Экспедиция решила «взять вершину» с наскока, но она им не покорилась.

На Болоте мы будто попали в зону технической аномалии. Видеокамера ТВ2 сделала последние кадры и отказала, не завелся надежный бензогенератор, по чистой случайности утонул сотовый телефон одного из участников экспедиции. Два члена экспедиции заболели. Самое большое в мире, загадочное, опасное, но притягательное Болото отнеслось к нам недружелюбно. Как точно заметила Юлия Корнева, «болото нам продемонстрировало, кто мы есть: песчинки по сравнению с ним. Оно нас пустило километров на пять, а потом просто выплюнуло».

Из почти 800-километрового пути оставалось всего 40 км, которые можно было пройти пешком за несколько часов. Но теперь уже никто не скажет, что повлияло: полнолуние, магнитные бури или данный когда-то наказ бабушки «не лезть на рожон, чтоб не нажить на задницу приключений».

Весь обратный путь до Остяцка три вездехода и прицеп с вещами ехали на гибкой сцепке, привязанные друг к другу веревками. Последняя машина со сломанной рулевой колонкой постоянно въезжала во вторую, вторая — в первую.

Расстроенный досрочным завершением экспедиции Юрий Лавров 23 октября отправился на прием к главе томской вертолетной компании и договорился с ним на весну о полете во Львовку. Он решил заказать памятник, чтобы переправить его на могилу сибирского ссыльного крестьянина Ивана Мартемьяновича Лаврова, который 38 лет из 75 провел в бегах, тюрьме и ссылке.

«Так что это еще не конец! — написал он мне. — У деда должен быть памятник, хоть и в заброшенной деревне».