Межрегиональный интернет-журнал «7x7» Новости, мнения, блоги
  1. Горизонтальная Россия
  2. «Запрещенная профессия». Что думают региональные журналисты о преследовании коллег

«Запрещенная профессия». Что думают региональные журналисты о преследовании коллег

Екатерина Лобановская
Журналисты на акциях сторонников политика Алексея Навального
Архив «7x7»
Поделитесь с вашими знакомыми в России. Открывается без VPN

«Независимая журналистика — это большая ценность, за которую надо бороться», — считает журналистка из Севастополя Надежда Исаева. Отношению к своей работе она посвятила пост в Facebook, присоединившись к флешмобу #запрещенная_профессия, который запустило издание «Холод». Он возник под воздействием санкций, обрушившихся на независимые медиа. В 2021 году Минюст признал издания The Insider**, VTimes** и Meduza** СМИ-иноагентами. В их числе оказались журналисты и главный редактор «Проекта». Само издание получило статус нежелательной организации. В августе редакции «МБХ медиа» и «Открытых медиа» объявили о закрытии после блокировки сайтов Роскомнадзором. Что о случившемся думают региональные журналисты — в обзоре «7х7».

Алексей Сабельский, Великий Новгород

В начале марта 2010 года в перерывах между бросанием с лопаты опилок выпиваю по стопке водки с напарником. Щупленький, безобидный дяденька, даже скорее дедушка, добродушно усмехался, вспоминая, как праздновали свадьбы в советское время. А несколько дней назад женился и я и решил прихватить бутылочку горячительного на ночную смену, чтобы порадовался за меня и напарник. Выпивали мы небыстро, так, чтобы не захмелеть и не завалить почти кустарное производство. Злостное нарушение трудовой дисциплины осталось никем не замеченным. А мы оба как раз считались самыми дисциплинированными. В старом промышленном гараже с жестяной пристройкой делали пеллеты — топливные гранулы из опилок, пролетавших через сушильный барабан и попадавших впоследствии в гранулятор. Экологичнее, чем закапывать их. Даже если не попадут в топку, станут хотя бы кошачьим туалетом.

В 2009 году я заканчивал НовГУ по специальности «география» и совершенно не знал, куда идти работать. Был вариант со школой, но, честно, не хотелось. Куда еще податься географу-провинциалу? В инженеры-экологи, ворошить бумажки. Не. Еще один вариант — идти в науку (или то, что у нас называют наукой). Сырьевая база, полезные ископаемые и все такое было моим профилем. Пока добивал дипломную работу и готовился к аспирантуре, устроился временно в Панковке на вышеописанное производство. Но как бы весело и любопытно там ни было, в марте 2010 года я оттуда ушел. Примерно тогда же стал копирайтером — искал на бирже фрилансеров заказы и выполнял их. А летом на полгода ушел в электросети инженером и даже думал получать дополнительное образование. Но и это как-то мне наскучило, и с января по март 2011 года я отработал сугубо на фрилансе, опять копирайтером. Пока не попал в журналистику.

Фото со страницы Алексея Сабельского в Facebook

Я уже недавно вспоминал о начале своей, прости, господи, карьеры в медиа. Пришел в «Великий Новгород.ру», где быстро освоился в написании пресс-релизных и репортажных новостей, и это мне стало нравиться все больше. Осень-зима, как вы помните, выдались тогда протестными — и мы с коллегой стали упражняться в острословии на общественно-политические темы как могли, нас вообще никак не одергивали. Спустя полтора года оттуда ушел и полгода работал в новгородской редакции «Комсомольской правды», что тоже стало хорошей школой для меня. С тех пор были и губерСМИ, и частные медиа, а с 2017 года — свободное плавание и «большие» медиа. Вроде всего три-четыре года прошло, а то время кажется по уровню свободы прессы совсем другим, почти вегетарианским. Происходящее со свободой слова в России сейчас сложно называть цензурными словами. Раньше независимые медиа государственный аппарат не особо беспокоили, теперь же точечные мероприятия сменяются ковровой бомбардировкой. Каждую неделю громят новое издание. С тех пор иных уж нет, а те иноагенты, как говорится. Список тех, кто остался и которые не стыдно читать, стал неприлично коротким: «Медиазона», «7х7», «Такие дела», «Дождь», Republic, «Холод» (который запустил этот флешмоб). Более-менее объективны РБК и «Коммерсант», некоторые другие. Еще жива и в нынешних условиях даже имеет смелость поднимать упавшее знамя свободы слова региональная пресса: «Люди Байкала», «Псковская губерния», «Знак» (продолжите список в комментариях). Вместо замолчавших нам предлагают дешевую клоунаду по телику и шизофреническую графоманию в лояльных СМИ вроде «Царьграда» или пригожинской сети.

Все это время мы шутим и смеемся, а смешного-то мало. Когда человек хочет добиться правды, он идет в независимое издание, потому что знает: их не одернут цензоры из высоких кабинетов. Если не останется таковых, народный поиск справедливости уйдет в андерграунд, а это огромный риск для любого общества и государства.

Фёдор Крашенинников, Екатеринбург

Вчера все писали о том, как начали заниматься журналистикой. Особенно трогательно было читать истории молодых коллег, которые пришли в эту профессию в последние годы и сразу пошли по судам и тюрьмам.

Моя история проще, смешнее и романтичнее. В детстве я хотел стать писателем, а потом — политиком. В итоге я поступил на философский факультет (два года учился в Алма-Ате и потом перевелся в Екатеринбург).

И вот уже в Екатеринбурге в университете мне нравилась одна девушка с журфака, и, чтобы доказать ей, что писать статьи и я могу, я написал статью в газету «Уральский университет» про, вообразите себе, университетский конкурс каких-то там танцев. Дело было в 1995 году, как мне помнится. Ну или в начале 1996-го.

Ну и потом я стал постоянно что-то куда-то писать (иногда и довольно глупые вещи в довольно спорные издания — но тогда еще не было интернета, и статьи именно что печатались на бумаге, и это уже казалось мне чудом).

Между прочим, под псевдонимом Фёдор Сухов я что-то писал даже в «Лимонку» — еще в ту, боевую и задорную. Ну и вот, а в 1998 году я начал работать в настоящей газете и жить гонорарами. Оказалось, что совмещать писательство и политическую деятельность очень даже можно. Тогда политическая журналистика в Свердловской области выглядела совсем не героической и не особо опасной работой — в конце 90-х нынешние жестокости показались бы нереалистичной антиутопией.

Фёдор Крашенинников в 2000-х

Фёдор Крашенинников в 2000-х. Фото со страницы Фёдора Крашенинникова в Facebook 

Короче говоря, казалось, что журналистикой можно жить, и даже неплохо, а политика — это не выбор между героизмом и лизоблюдством, а просто сфера деятельности. Потом я даже стал владельцем и руководителем медиа, и, если бы дело происходило в какой-нибудь европейской стране, сейчас бы я, наверное, был довольно богат.

Но уже в начале 2000-х ситуация начала портиться (привет тем, кто думает, что все плохое началось на их памяти). В 2003 году меня довольно сильно побили в подъезде дома, и мне стало понятно, что все не так просто и совсем не безопасно.

В 2017 году областные власти добились того, чтобы я ушел из руководства и владения медиапроектами, и я вернулся к журналистике. Я успел побыть автором множества федеральных СМИ, часть которых уже признаны иноагентами или экстремистами, а некогда любимые «Ведомости» превращены в унылое провластное позорище. Если восход и расцвет отечественной политической журналистики в 80–90-е годы прошлого века я видел со стороны, то ее закат я, к сожалению, наблюдаю изнутри, и это очень грустно.

Я вижу, как путинские каратели ломают судьбы хороших людей, знакомых мне лично или виртуально, но не знаю, что лично я могу с этим сделать, — кроме как писать и говорить об этом везде, где еще можно.

Радует только то, что сегодня у нас есть интернет и разные способы монетизации журналистского труда, так что есть куда бежать и чем жить. Так что желаю всем не терять оптимизма, хоть это и очень трудно.

Евгений Малышев, Пенза

В школе я мечтал стать архитектором, клеил всякие дома из бумаги, обожал черчение. Но все время косячил по геометрии, и в мои расчеты вечно закрадывались глупые ошибки. Учительница по русскому (Любовь Петровна Аликова) как-то сказала, чтобы я бросил эту фигню и поднажал на сочинения: они у меня вроде как хорошо получались. Так я и ступил на этот путь, ведущий в журналистику. После уроков Любовь Петровна оставалась со мной и подтягивала уровень моих знаний для поступления на журфак. А когда об этом узнал еще и директор школы, то подписал моим именем свою новостную заметку в районку (я об этом узнал только уже после выхода, он сказал, что для поступления надо портфолио и лишние 20 строчек не помешают).

За почти 20 лет много чего повидал и опубликовал. Не буду выкладывать тут большой текст. Скажу только главное. Когда я шел в журналистику в 15 лет, насмотревшись эфиров Андрея Малахова и других, мне казалось, что самое главное — это уметь говорить. Говорить безостановочно. Потом я пришел в газету «Улица Московская», где после публикации нескольких материалов понял: главное в журналистике — это слушать.

Евгений Малышев во время съемки фильма про массовую драку в Чемодановке

Евгений Малышев во время съемки фильма про массовую драку в Чемодановке. Фото со страницы Евгения Малышева в Facebook 

Настоящая журналистика и настоящие журналисты — это те, кто доносят до вас окружающую жизнь и происходящие события словами разных людей, простых или важных. Государство сегодня всеми силами показывает, что не хочет больше слышать этих слов и что это #запрещенная_профессия.

На страницах газеты «Улица Московская», где я уже не работаю, была и, слава богу, до сих пор остается великая фраза: «Государство может растеряться от того, что напишут газеты. Но оно погибнет, если они замолчат».

Надежда Исаева, Севастополь

В журналистику я пришла достаточно поздно, что называется с улицы. Нет, когда-то в юности хотела стать журналистом, но мне говорили: «В эту профессию можно попасть только по связям», к тому же нужен был хороший украинский язык. Как ни абсурдно сейчас это звучит, но меня как девочку из Севастополя, далекую от политики, на это вдохновили события крымского консенсуса и военкоры на Донбассе. Мы на полуострове тогда не знали, что из себя представляет Россия. Время было романтическое, было ощущение, что мы можем построить новый прекрасный мир в отдельно взятом городе. И так хотелось приносить пользу обществу. Ах, молодость-молодость, как мы были наивны. Я начала много читать о том, как надо писать тексты: новости, заметки, репортажи, — искать любую информацию, как работать журналистом. С начала 2015 года я начала искать инфоповоды, посещать разные культурные мероприятия в Севастополе. Пыталась писать репортажи, рассылать их во все городские СМИ, их не брали, тогда начала писать в паблики во «ВКонтакте», заводить знакомства в местной политической тусовке. Через несколько месяцев меня начали замечать.

Одно новое, но уже лучшее тогда на полуострове СМИ «Примечания» набирало корреспондентов без опыта в журналистике. Так я попала в прекрасную команду к одному из лучших редакторов в России, которому после присоединения было интересно наблюдать и работать на полуострове. Там меня научили азам профессии. Сначала социалка, потом меня увлекли политика и расследования. Было тяжело, я работала с горящими глазами за маленькие гонорары. И все время училась, читала, общалась с умными людьми, расширяла круг знакомств, не спала ночами, дописывая очередной текст. Параллельно писала в несколько СМИ.

Мы зажигали в Севастополе. Занимались настоящей журналистикой: переделы собственности, конфликт законодательной и исполнительной власти в регионе, коррупция, колкие заметки об исполнительной власти региона, репортажи, аналитика. Тем было много, и с каждым месяцем становилось все понятней, что из себя представляет российская действительность: тотальная коррупция, рейдерство, безмерная несправедливость к простым людям и безразличие федерального центра. Многие начинали тосковать по украинскому периоду. Но мы боролись, писали, не боялись поднимать острые темы и иногда даже достигали цели. В 2017 году я стала одним из самых знаменитых журналистов Севастополя — настолько, что к концу года по распоряжению губернатора меня лишили аккредитации в местном правительстве. На полуострове это был прецедент. Это научило меня быть не привязанной к повестке, работать с источниками, базами, искать интересные истории и инфоповоды.

В начале 2019 года я стала писать в федеральные СМИ: «Новая газета», «Коммерсант». В этом же году российская власть вытоптала почти все живое в политической жизни Севастополя. В региональном парламенте зачистили фронду, отобрав у нее большинство, заткнули рты общественникам, сменили губернатора на марионетку Кремля, которая по звонку из АП (администрации президента) или от других важных пацанов готова помогать принять любое решение, которое может и людей без крыши над головой оставить, и уничтожить культурное наследие типа Херсонеса или сделать жизнь севастопольцев невыносимой, например разрушив выстроенную систему общественного транспорта, если кому-то из своих надо заработать или отжать лакомый кусочек.

Фото со страницы Надежды Исаевой в Facebook

В сентябре 2019 года в нашем СМИ случился исход. Нам сообщили, что не будет ни репортажей, ни лонгридов-расследований, а будут одни сплошные новости. Коллектив вместе с главредом покинул издание. Я год собкорила для издания «Ридус» и начала перебираться в Москву. Потому что в Севастополе стала такая тухлая и невыносимая атмосфера среднероссийской провинции, все талантливые и умные люди при первой возможности уезжали, начался прессинг.

Москва меня привлекла потому, что здесь был более или менее обширный выбор работы в независимых СМИ. Мне повезло, и с марта я начала работать в штате прекрасной «Новой газеты». Но последние полгода меня вгоняет в ступор наша новостная повестка. Ты открываешь новости и там видишь: на кого-то завели уголовное дело, у кого-то провели обыск, кого-то посадили, хорошие медиа пачками признают иноагентами, нежелательными организациями. Независимые медиа, которые власть должна использовать в качестве градусника для измерения температуры в обществе, просто уничтожаются, талантливые журналисты получают волчий билет, и многие уезжают из России. Независимая журналистика действительно становится запрещенной профессией. Сдавая очередной текст, ты думаешь, а не придут ли к тебе с обыском, а не заведут ли на тебя дело после публикации? Что делать, если оставшиеся независимые медиа уничтожат? Потом берешь себя в лапки и продолжаешь работать. Должна же хоть у кого-то в этой стране быть смелость, чтобы писать правду.

В «Новой» я сижу в кабинете, где когда-то работала Анна Политковская. Каждый раз когда я смотрю на ее портрет, я понимаю, что независимая журналистика — это большая ценность, за которую надо бороться. Потому что кто, если не мы?

Материалы по теме
Комментарии (1)
Мы решили временно отключить возможность комментариев на нашем сайте.
10 авг 2021 13:25

Хорошая, интересная статья... Продолжаю список независимой региональной прессы в комментариях, как предложил один из авторов поста: пензенская "Новая Альтернатива".

Стать блогером
Свежие материалы
Рубрики по теме
ВластьИностранный агентНовгородская областьПензенская областьПсковская областьСМИСобытия