В начале декабря в ловозерской тундре начала свою работу группа ученых — этнографы и дизайнеры. Они ведут запись движения северных кочевников и занимаются исследованием современного номадизма, то есть кочевого образа жизни. Руководит экспедицией член-корреспондент российской академии наук, доктор исторических наук, главный научный сотрудник института истории и археологии Уральского отделения РАН Андрей Головнёв.
— Мы изучаем логистику коренных народов, а точнее технологии кочевничества. Практически это выглядит так: мы приезжаем в отдаленные населенные пункты (в Мурманской области это село Ловозеро), знакомимся с людьми и ищем возможность выехать в тундру. Туда, где кочевники ведут традиционный образ жизни, занимаются промыслами и животноводством. Оленеводы совхоза «Тундра» помогли нам добраться до центрального погоста (долгосрочная стоянка оленеводов в тундре). Техническая часть нашего исследования — это измерение так называемых «треков» передвижения людей. Мы устанавливаем датчики GPS и записываем, как передвигаются кочевники. Нас интересует все: куда едут, на чем, зачем, на сколько, — описывает цель экспедиции Андрей Головнёв.
Группа ученых уже побывала на Ямале и Чукотке. Данные о передвижениях людей формируют в своего рода карты, которые напоминают абстрактные рисунки. Исследователи сравнили треки мужчины и женщины. Любопытно, что хранительница очага только за утренние часы проходит около пяти километров. По словам ученых, женский «путь» — это сложная схема коротких, но частых перемещений, мужской — длинная дорога с большой удаленностью от очага.
Один из ведущих исследователей номадизма Пирс Витебский отметил, что «для традиционного оленевода „ландшафт“ — это громадный храм на открытом воздухе, не имеющий точки финального назначения».
– Малые народы, как мы сегодня называем коренных жителей Севера, смогли освоить огромные пространства! — восхищается кочевниками Андрей Головнев и добавляет: — Как они это сделали, каким законам следуя, это нам предстоит еще узнать.
По словам ученых, в советское время «храмы» превратились в оленеводческие хозяйства, рассчитанные преимущественно на мужчин. Деревни стали местом для женщин, которые ждут мужей. Саамские семьи стали жить в новых условиях.
— Сегодня «дикий тунгус», воспетый Пушкиным, может читать русского классика в подлиннике, но практически не в состоянии воспроизвести основы культуры своих предков. Что чувствует тунгус, цитирующий стихи Пушкина о своей «дикости»? И где начинаются и заканчиваются пределы этой «дикости»? В умирающей советской деревне, по сравнению с которой «лес… выглядит примером чистоты… и альтернативным пространством цивилизации», задается вопросами о людях пути редактор форума «отстранение номадизма» Сергей Ушакин.
— Любопытно, но когда-то слово «тундра» для ее обитателей было по смыслу близко слову «деревня». А слово «юрта», например, в тюркских языках означает «дом», — замечают исследователи.
Однако сегодня в оседлой культуре «тундра» давно стала условным обозначением безграничного, неструктурированного, пустого пространства. А саамский чум теперь воспринимается как символ временного жилья, вынужденная замена дома с надежными стенами и прочной крышей. С заменой опорных для жизни номадов понятий произошли перемены и в сознании людей, и в образе жизни. Именно поэтому ученые исследуют современный номадизм.
У исследователей есть четыре года для того, чтобы изучить кочевничество на Чукотке, Ямале и Кольском полуострове. Они посетят территории, на которых проживают коренные северные народы в разное время года. Итогом наблюдений за жизнью малых народов станет «живая книга» — сборник схем и фотографий, а также творческая работа дизайнеров.
